Призраки Гойи
Шрифт:
Все онемели от удивления, в то время как Лоренсо спросил у Томаса, поднося ко рту оливку.
— Это правда или ложь?
— Думаю, правда, — глухо ответил Томас. — Я что-то такое слышал. Но я полагал, что один знаю об этом.
— Вы не один, так как ваша дочь призналась.
— В чем именно она призналась?
— В том, что продолжает совершать еврейские ритуалы, которые, как вам известно, запрещены. В том, что совершает их тайно. Полагаю, она слышала о своих очень давних корнях.
—
— Она не сказала. Это один из моментов, который суд попытается выяснить. Не исключено, что изъян у нее в крови. С самого рождения.
— О каких еще ритуалах идет речь? — внезапно осведомилась Мария-Изабелла. — Я слышу об этом впервые.
Она спросила, обращаясь к мужу:
— Это было с твоей или моей стороны?
— С моей, — ответил Томас.
— И наша дочь якобы в курсе?
— По-видимому, да, — сказал Лоренсо.
— Инес, дескать, была, — продолжала мать, разволновавшись, — в курсе чего-то, что якобы произошло в нашем роду более века тому назад, о чем я сама не подозревала? И она никогда со мной об этом не говорила? Полноте, этого не может быть!
— Может, и так, сударыня, Случай вашей дочери — не единственная странность, в которой нам приходится разбираться. Что касается Инес, я досконально изучил это дело. Допрос проводился по правилам. Однако не все детали ясны. Повторяю: нельзя утверждать наверняка, что ей известно об обращении вашего предка. Вероятно, она встретила человека, оказавшего на нее влияние, и переменила веру.
— Обратилась в иудаизм?
— Нам доводилось видеть еще более удивительные вещи. Поэтому мы должны провести судебный процесс, который последует за расследованием и решит судьбу вашей дочери. Повторяю еще раз то, что уже говорил: она призналась, что совершает еврейские ритуалы, не ест свинину и так далее.
— Но Инес не любит свинину! — вскричал Анхель. — Она никогда ее не ест!
— Это то, что она говорила вам и своим друзьям. Ясно, что она лгала.
— Да где же она узнала эти самые ритуалы? — недоумевал Бильбатуа. — Кто ее им научил, кто якобы отвратил ее от нашей веры? Ведь жена вам сказала: она никуда отсюда не отлучалась!
— У вас огромный дом, он открыт для всех, в нем работают десятки людей и каждый день бывают иностранцы. Здесь гуляет зараза со всего света.
— Моя дочь, — прибавил Томас, — не могла признаться в чем-то, чего она не знает.
Лоренсо согласился с ним в этом. Очевидно, она что-то знала. Трудно поверить, чтобы знания и тяга к запрещенным ритуалам передавались по наследству, от далеких предков. Столь давнее родство, насколько известно, не отражается на верованиях.
— В силу всех этих причин, — прибавил он, — мы должны продолжать искать сообщников. Скорее всего не обнаружится ничего серьезного, но поставьте себя
Альваро внезапно перегнулся через стол и спросил у Лоренсо:
— Мою сестру пытали во время допросов?
— Естественно, — тут же ответил монах, — как и всех подозреваемых.
На сей раз стол окутала завеса страха. Только что сказанное слово оживило в памяти мрачные истории былых времен. «Пытка» — слово, которое произносится не иначе как шепотом. Мария-Изабелла схватила салфетку, порывисто смяла ее и спросила у Лоренсо:
— Вы мучили мою дочь?
Анхель протянул руку, как бы успокаивая мать, казалось, готовую лишиться чувств, в то время как доминиканец поправил ее:
— Ее подвергли допросу с пристрастием. Только один раз. Обыкновенному допросу с пристрастием.
Это означало, что при допросе Инес ограничились методами, которые не могут привести к смерти, вызвать большую потерю крови или перлом одной из конечностей. Гойя, которому было не по себе, с тех пор как он оказался за этим столом, попросил кое-что уточнить. О чем шла речь? О дыбе? Испанском сапоге? О четвертовании?
— О простом подвешивании, — ответил Лоренсо. — Это продолжалось всего несколько минут. Признание было получено очень быстро.
В некоторых случаях слишком продолжительное подвешивание способно привести к остановке дыхания подозреваемого и повлечь за собой смерть от удушья. В давних архивных материалах встречались подобные примеры, о которых Лоренсо было известно. Он не стал об этом упоминать.
Бильбатуа спросил:
— Вы при этом присутствовали?
— Нет. Это не мое дело.
— А я-то думал, — продолжал Томас, — как и все думали, что от таких допросов давным-давно отказались!
— Так оно и было, — промолвил монах, — но нынешнее положение церкви вынуждает нас к этому вернуться.
— Отчего? — осведомился Альваро.
— Оттого, что ввиду заблуждений, омытых потоками крови, которые приходят к нам из Франции, и заразы, которая нам угрожает и даже распространяется по всей Испании, мы, как никогда, обязаны искать и защищать истину.
Мария-Изабелла положила салфетку на стол и спросила с неожиданной хрипотой в голосе:
— Вы полагаете, что моя дочь угрожала церкви?
— Возможно. Она или ее сообщники. Нам нельзя ничего упускать из вида. Если вы правоверные христиане, то должны понять.
— Объясните, — вновь заговорил Альваро, — я хотел бы знать. По-вашему, эти методы ведут к истине?
— Непременно.
— Но почему вы в этом уверены?
— Пытка — решающее доказательство истины. Другого мы не знаем.