Призраки войны

Мэрфи Уоррен

Опять пауза, и снова Римо продолжил свой рассказ:

— Я вскочил на ноги, включил фонарь, но ход был такой извилистый, что я не мог видеть, что там за поворотом. Я поставил фонарь на землю, чтобы лучше разглядеть того, кто сейчас появится. Я так сильно сжал винтовку, что у меня руки заболели. Кто бы ни появился, я был готов пришить его на месте. Шаги становились все ближе и ближе. Мне стало страшно. Я уже провел во Вьетнаме девять месяцев и считал, что умею справляться со своими страхами. Не тут-то было! Боже, я ведь был совсем ребенком — всего-то девятнадцать.

— Ужасная война, — сочувственно

произнес Смит.

Римо продолжал, как бы не расслышав:

— Я увидел, как в круге света показался носок ботинка Я замер. Ботинок тоже не шевелился. Я не знал, что мне делать. Если это вьетконговец, то он должен быть обут в резиновые шлепанцы. А если боец регулярной армии ДРВ... Я не знал, на что решиться, но был убежден, что тот, кто находится напротив меня, тоже не знает, на что решиться. Луч света падал как раз туда, куда тому предстояло ступить. Я помню, что постоянно передергивал рычажок регулировки режима стрельбы. Я знал, что у меня есть только один шанс — выстрелить первым. И времени на раздумье не было. Но как мне узнать, кому принадлежит ботинок — другу или врагу? Если другу, то лучше стрелять одиночными выстрелами. Так, даже если бы я и выстрелил, то, может статься, не убил бы его. Но если это вьетконговец или солдат Северного Вьетнама, то единственный шанс уцелеть — это стрелять очередями. В противном случае он успеет ответить на мои выстрелы. Вот я и щелкал рычажком — туда-сюда, туда-сюда.

Я, помню, подумал, что надо бы рискнуть. И уже собирался что-нибудь сказать. Что-то вроде: “Кто там?” Но не успел. Парень рванулся вперед. Я нажал на курок. Выстрел получился одиночный. Мне повезло, слава Богу. Это был Янгблад. Я его лишь слегка задел. Но он начал стрелять в ответ. Я рванулся назад. Я был в шоке.

Сначала я подумал, что произошло землетрясение. Земля у меня под ногами задрожала, и — ба-бах! Я шарахнулся в сторону, ничего не понимая. И влетел прямо в стену. И куда-то провалился. Это была нора, которую желтый косоглазый выкопал, закидал себя землей и притаился там, а дышал через соломинку. Автомат он положил себе на грудь. И тут я понял, что происходит. Янгблад стрелял не в меня. Он пытался уделать косоглазого. Я тоже открыл огонь. Разумеется, очередями. Выпустил в него весь магазин.

Никогда не забуду это лицо — покрытое грязью, мертвое. И только глаза горели ярко даже после смерти. Таких вечно живых глаз я никогда не видел. Мы стреляли и стреляли в него, а он все никак не умирал. Кровь била из него, как из фонтана. Это был зомби — мы таких называли “призраками войны”. Он был уже мертв, но сам этого не знал. У меня кончились патроны. Он пошел на меня, как Франкенштейн, с “Калашниковым” в руках. Он пытался нажать на курок, но сил у него уже не было. И тут Янгблад утащил меня за поворот и швырнул гранату прямо парню в лицо.

Римо снова внимательно посмотрел на фотографию капитана Дая.

— Когда пыль улеглась, мы вернулись, чтобы удостовериться в том, что он мертв. Но тоннель засыпало. Когда мы наконец выбрались на свежий воздух, Янгблад крикнул: “Мы его прикончили, дружище! Мы убили его!” Я спросил: “Кого?” Меня била дрожь. Я не мог ясно видеть.

“Как, разве ты его не узнал? — удивился Янгблад. — Капитана-Невидимку. И на этот раз он и в самом деле подох”. Именно так он и сказал: “Он и в самом деле подох”. —

Римо обвел взглядом Смита и Чиуна.

Смит смотрел на Римо с выражением, очень похожим на жалость. После долгой паузы он сказал:

— Кто бы он ни был... — Смит запнулся и откашлялся. — Кто бы он ни был, он мертв. А человек, который убил Фонга, жив. Если он еще не покинул страну, то мы его найдем.

— Нет, не найдете, — возразил Римо. — Он призрак. И даже если вы его найдете, вы ничего с ним сделать не сможете, потому что он уже мертв.

— Ну, ладно, я оставляю вас с Чиуном. Уверен, что ему не терпится снова начать процесс тренировок.

Римо ничего не ответил.

Смит задержался в дверях и обернулся к Римо:

— Надеюсь, мы можем по-прежнему рассчитывать на сотрудничество с вами?

— А почему бы и нет?

— Я хотел бы, чтобы вы знали: если вдруг вы решите отправиться во Вьетнам по собственной инициативе и попытаетесь освободить своего друга, то я возьму на себя обязанность — просто по соображениям национальной безопасности, — так вот, я возьму на себя обязанность проследить за тем, чтобы ваш друг не остался в живых и не мог рассказать миру, что Римо Уильямс жив.

— Это правильно, — горько заметил Римо. — Сначала вы посылаете мальчишку за тридевять земель, чтобы он дрался за свою родину, потом бросаете его там, а потом, если ему удается выбраться, убиваете. И все во имя национальной безопасности!

— Все совсем не так, и вы это знаете, Римо. Мы вызволим Янгблада и всех остальных тоже. Своими средствами. Безопасными. Никому не придется умирать. Прошу вас, доверьтесь нам.

— Я доверял людям вроде вас, когда они говорили, что мы пришли во Вьетнам, чтобы победить.

— Это история, Римо.

— Может быть, но это моя история. Не надо было выводить войска из Вьетнама, надо было остаться там и докончить дело. Мы могли победить. Мы должны были победить. Вы только посмотрите, сколько вьетнамцев и камбоджийцев погибло только потому, что мы ушли и позволили этим мясникам захватить Южный Вьетнам. Миллионы. Миллионы.

— Это совсем иная тема. Чиун, держите меня в курсе, как идут дела. До свидания, Римо.

Дверь мягко затворилась за Смитом.

— Мы должны были победить, — упрямо повторил Римо. — Мы могли побить их.

— Французы говорили то же самое, — произнес Чиун, скрестив руки на груди. — А до них — японцы, а еще раньше — китайцы. И многие-многие другие. Невозможно побить вьетнамцев. Никому еще не удавалось побить вьетнамцев.

— Не читай мне лекций про вьетнамцев. Я дрался с ними. Не такие уж они крутые.

— Согласен, — отозвался Чиун. — Они всегда побеждали только благодаря хитрости и обману. Они не умеют драться, как истинные воины. Они устраивают засады, убивают и убегают. Они не способны драться честно. И потому ограничиваются ночными убийствами в спину. И в этом нет ничего нового. Они занимались этим много столетий. Вьетнамцы всегда с кем-нибудь воюют. Много тысяч лет. За всю историю Дома Синанджу только два Мастера работали на вьетнамцев. Это было давно — во времена анамитских Императоров. По-моему, вьетнамцы держали нас на службе в течение двух месяцев в двенадцатом веке и потом еще неделю три столетия спустя. А все остальное время они вели непрерывные войны со своими соседями.