Призраки войны
Шрифт:
Магазин Уильямса иссяк. Римо упал на колени, сменил обойму и снова переключил рычажок в положение “полуавтомат”. Вьетнамцы бросились врассыпную — видимо, они не ожидали встретить столь плотный ответный огонь. Уильямс побежал вперед, стреляя одиночными выстрелами.
Кто-то заорал там, среди деревьев, куда скрылись вьетнамцы.
— Ты зацепил одного, Уильямс! Давай, жми!
“Кто это? Я знаю этот голос”.
Отряд Уильямса продвигался по направлению к деревьям. Ответный огонь открывался лишь изредка и никого не задевал.
— Кто-нибудь
— Трое. Не меньше трех.
— Ну, этого желтомазого, который там вопит, можно больше не считать, — произнес все тот же знакомый ироничный баритон.
Американцы добежали до деревьев. Впереди всех — Уильямс. Раненый вьетнамский солдат лежал на боку. Он больше не орал, а только стонал и всхлипывал: “Трой ой! Трой ой!” Пуля попала ему в грудь, и теперь с каждым словом на губах его лопались розоватые пузырьки. Задето легкое.
— Кто-нибудь понимает, что он говорит? — спросил Уильямс.
— Ага, — отозвался все тот же невидимый знакомый голос. — Он молится своему богу. Похоже, скоро они встретятся.
— Почему бы не помочь ему поскорее увидеться с богом? — предложил кто-то.
— Хорошая мысль!
Обладатель знакомого голоса выстрелил в упор. Очередь прошила грудь. Вьетнамец дернулся и замер. Американец обернулся к Уильямсу и поднял вверх большой палец. И тут вдруг, взглянув на его ухмыляющуюся физиономию, Уильямс вспомнил и его.
И улыбнулся в ответ. Эд Репп. В последний раз он видел Эда, когда они вместе ходили в разведку в районе высоты 860. Уильямс шел впереди. Эд крикнул: “Подожди, пузырь лопается!” — и скрылся в зарослях. Минутой спустя раздался взрыв.
Уильямс побежал туда, где скрылся Эд. Сначала он нашел его правую руку. На месте локтя была лишь кровавая каша с белым пятном кости. Остальные части тела Эда были разбросаны в радиусе пятидесяти ярдов. Мина. Вьетконговские мины были начинены стальными шариками, и если такая взрывалась у вас под ногами, то это было равносильно тому, как если бы в вас выстрелили в упор одновременно из семидесяти охотничьих ружей, заряженных картечью. Минутное дело.
Уильямс не плакал. И вообще не выказал никаких эмоций, лишь достал из рюкзака специальный мешок для останков и начал наполнять его. Он ничего не чувствовал — даже не чувствовал тех капель, которые упали на него сверху после взрыва. Это не дождь, и цвет совсем другой.
Эд Репп был последним, с кем Уильямс подружился во Вьетнаме. После этого он перестал заводить новых друзей. Инвестиции в друзей не окупались.
Эд Репп, убит при отправлении малой нужды под Кхесаном, Республика Вьетнам, лето 1967 года.
Увидеть его снова было приятно.
— Ну и как ты жил все это время? — поинтересовался Уильямс.
Эд перестал улыбаться, и в глазах у него, как это всегда бывает в джунглях, появилось отсутствующее выражение — словно он смотрел вдаль на какой-то объект, находящийся в тысяче ярдов от него.
— Мертв. Я был мертв все это время, — тихо ответил он.
— Да, я знаю. Я тоже там был,
Глаза Эда снова приняли нормальное выражение, лицо его озарила улыбка, а вокруг глаз появились мелкие морщинки. Он сразу как-то помолодел — теперь на вид ему нельзя было дать больше двадцати четырех лет. А ему было девятнадцать.
Эд не успел ответить. А кто-то сказал:
— Слушайте, а что будем делать с двумя другими желтожопыми? Здесь где-то должен быть базовый лагерь армии ДРВ.
Уильямс посмотрел на говорившего, пытаясь понять, кто это, но в тусклом свете догоравшего дня лица было не разглядеть, и Уильямс решил, что лучше и не пытаться.
— Ну, что скажешь, начальник? — лениво поинтересовался Эд Репп. В глазах у него заиграли знакомые Уильямсу озорные искорки.
— Потом, — отозвался Уильямс. — У нас в отряде тяжелораненый. Слушайте, кто-нибудь, возьмите рацию и вызовите санитарный вертолет. Эд, запусти дымовуху, просигналим им.
Вертолетные винты прижали слоновую траву к земле. Чеппелла погрузили на вертолет, и все остальные тоже поднялись на борт. Вертолет взмыл вверх, и с борта солдаты помахали Уильямсу, оставшемуся на земле. Он помахал им в ответ, недоумевая, почему же он остался.
Потом Уильямс отвернулся и увидел вдали горы, покрытые буйной зеленой растительностью и совершенно не тронутые войной. Над горами поднимался густой туман, как пар изо рта ангелов. Уильямс сел, положил винтовку на колени и устремил свой взор на это дивное зрелище. Он смотрел и смотрел, пока слезы не застили ему глаза и он не испытал всепоглощающее чувство восторга, которое не понять никому, кто не прошел через Вьетнам. И даже те, кто прошел, не нашли бы слов выразить это чувство.
“Черт побери, это будет длиться вечно. И никакое количество смертей, никакие политики, никакая трескотня и лапша, которую нам вешают на уши, никогда ничего не изменят. Вьетнам — это навсегда, и мне кажется, что я стал его неотъемлемой частью”.
Римо проснулся в незнакомой комнате. Стены были обиты какой-то невыразительной мягкой материей. Римо лежал на большой, но неудобной койке.
Откуда-то снизу раздался скрипучий голос:
— Ага, ты проснулся.
— Чиун?
Мастер Синанджу сидел в углу, прямо на полу, как всегда. Он переоделся в короткое желтое кимоно с укороченными рукавами. Кимоно для тренировки.
— Ты меня помнишь? Это хорошо, — сказал Чиун и потянул какой-то шнурок. За тяжелой металлической дверью раздался звонок.
— Конечно, я тебя помню, — раздраженно отозвался Римо. — А почему бы и нет?
— Там, где ты побывал, возможно все, — пожал плечами Чиун.
— А где я побывал?
— Неважно где, — отрезал Чиун. — Сейчас ты в штате Нью-Йорк. Вот так-то. Хе-хе!
Римо не поддержал веселья Чиуна. Лицо Чиуна посуровело.
— Где я? В “Фолкрофте”?
— Да. Император Смит и я решили, что твой дом здесь.
Римо встал с кровати.
— Я в резиновой комнате?
Щелкнул замок двери, и в комнату вошел Смит.