Призванный в Бездну
Шрифт:
— Чего ты ждёшь? Ты обещал… Обещал, что если я выдам тебя, то… Ты меня… ты меня…
Так вот что задумала Нейфила. Покончить с жизнью, но не самостоятельно, нет — воспользоваться для этой цели монстром поблизости. Удобно, верно. Но почему именно сейчас?
Впрочем, если я буду спрашивать девушку напрямую, то ничего не добьюсь. В её воображении я уже набрасывался на неё, как голодный зверь. До откровенности ли тут?
Я отпустил её подбородок и развёл руками.
— Не хочу.
Нейфила замерла, в изумлении уставившись на меня. Она даже перестала плакать.
— Но почему?!
— Неохота. К тому
— С какой это стати? Ты, ты ничего не знаешь обо мне! Твои обещания ничего не стоят! И ты ничего не стоишь!
С каждым словом Нейфила всё больше распалялась. Алые кристаллы на её щеке искрились от влаги. Меня вновь потянуло дотронуться до них, но я сдержал порыв. Эта Нейфила, с вулканом кипящих эмоций внутри, нравилась мне куда больше прошлой, но если я спугну её сейчас, то она замкнётся в себе, а я останусь наедине с вялой куклой.
— А зачем мне что-то знать о тебе? Ты же рабыня своей госпожи, её безвольный придаток. Разве я ошибаюсь?
— Я пережила столько, что тебе и не представить. Вынесла на себе… — Она прерывисто вздохнула, вперившись взглядом в пол. Её плечи поникли. — Я… больше не могу… Не могу так. Я думала… Что всё равно, как умереть, от болезни или ритуала, но это не так… После смерти мамы, после предательства семьи…
Моё сердце на миг замерло.
Подумать только, оно ещё способно на сочувствие.
Чёрт возьми, я должен был перестать слушать до того, как она начала открывать мне душу. Упоминание о гибели матери и предательстве семьи зацепило меня куда сильнее, чем я хотел признавать.
Нейфила горько усмехнулась, смахнув набежавшие слёзы.
— Но тебе, конечно, плевать на это. Зачем я вообще про это вспомнила…
— Нет-нет, говори, — сказал я прежде, чем успел остановить себя.
Когда я задумывал выяснить её мотивацию, то и не подозревал, что заденет меня за живое. Не стоило копать дальше, — но я уже не мог остановиться.
Девушка недоверчиво прищурилась, однако подчинилась.
— После того как меня с его дозволения отдали в рабство слуге мачехи и отправили в Бездну с другими несчастными, чтобы разряжать аномалии, которые нельзя обойти… Сперва я думала, что это какая-то изощрённая интрига, что это временно, что меня убрали, чтобы отца признали главой Дома… Я ведь его дочь, хоть и от простолюдинки. Он никогда не выказывал ко мне расположения, однако и не отсылал… Но потом я подхватила Морфопатию. А это приговор, от болезни нет спасения. Для дочери одного из старших Великого Дома заболеть — чудовищный позор…
Она остановилась, чтобы убедиться, что это не игра, что я действительно слушал её. Я кивнул, побуждая её продолжать.
— Тогда я приняла свою участь. Отчаяние сделало меня безвольной марионеткой, я ничего не понимала, бездумно делала что скажут, лишь бы не вспоминать о том, что уже было. Затем на отряд напали фанатики из Дома Падших, меня захватили и отдали… отдали сюда. Жизнь, которая до того была кошмаром наяву, стала ещё хуже. Я терпела… Я столько терпела, я так долго убеждала себя, что мне должно быть наплевать, что я ходячий мертвец… Но так и не смогла до конца. И когда сегодня г-госпожа объявила, какие у неё планы на меня, я… я пыталась смириться, но… Я поняла, что не хочу. Не
Она закусила нижнюю на губу. На ней набухла красная капля. Внутри меня шевельнулся голод, но я усилием воли прогнал его.
— Это ведь Бездна. И вокруг, и моя личная. Поэтому… Я выбрала другой путь. Выбрала покончить со всем. Уйти, пока мне позволено выбирать.
Нейфила была куда крепче, чем я полагал. Несмотря на пережитые ею испытания, несмотря на попытки убедить себя в том, что она — никто, пустое место, в девушке ещё был жив бунтарский дух, те жалкие остатки, которые она так и не задавила в себе. Её стремление умереть от моей руки, а не по указке ведьмы означало одно: она желала быть свободной. Желала сама определять свой путь. Хотя бы в той малости, что была ей доступна.
И это делало её прекрасной.
Размышления навели меня на определённые мысли. Разве я не собирался вырвать девушку из лап Нарцкуллы, чтобы отомстить старухе в том числе и этим? Но в то время это было лишь желание досадить, которое не брало в расчёт Нейфилу как личность. На её месте мог оказаться кто угодно. Сейчас же я чувствовал, что это больше не так.
Я спасу Нейфилу и укажу ей, что такое истинная свобода. Но только в том случае, если я не ошибся в оценке девушки.
— Есть и другой путь, — сказал я, вытерев слёзы с её щеки. Большой палец коснулся россыпи кристаллов, и Нейфила невольно отпрянула. Я поймал её и не дал отодвинуться. — Путь борьбы. Старуха считает, что владеет тобой? Плевать на неё! Ты свободна, пока веришь в свою свободу. Пока ты не сломлена, а готова отринуть всё ради победы.
Нейфила надолго замолчала. Когда она заговорила, нерешительность боролась в её голосе с надеждой:
— Но даже если я сбегу, то всё равно останусь смертельно больна…
— Тогда нужно просто найти лекарство, — ухмыльнулся я. — Бороться нужно не только с каргой, возомнившей себя повелительницей этой дыры. Пусть тебе противостоит весь мир, пока ты готова дать ему отпор, пока ты отказываешься верить в безвыходность положения, шанс есть всегда. Ты станешь первой, кто излечился от твоей… Морфопатии, вот и всё. Главное — не сидеть сложа руки, не уповать на милость судьбы. Не давать тем, кто предал тебя, наслаждаться безнаказанностью. Пускай мир дрожит от страха! Пускай трусы и ничтожества, способные только на удар исподтишка, знают, что ты придёшь за ними…
Последние слова я прошептал Нейфиле на ухо:
— И их ничто не спасёт от возмездия, рождённого свободой.
Плечи девушки затряслись. Сперва я решил, что она смеётся, и внутренне поморщился: чего ради распалялся перед ней, если она так и не сумела понять очевидную истину? Но когда Нейфила уткнулась мне в грудь и зарыдала, моментально пропитав мои лохмотья слезами, я понял, что это наконец прорвало плотину давно сдерживаемых эмоций.
Пока Нейфила всхлипывала в моих объятиях, я рассеянно поглаживал её по спине. Теперь всё зависело от девушки: останется ли она рабыней или найдёт в себе силы перековать свои горести в оружие, которое дарует ей освобождение. Её история отчасти смахивала на мою, однако это не означало, что я буду тащить на себе мёртвый груз.