Призванный в Бездну
Шрифт:
Нет, не крокодилов стоило опасаться в этом проклятом болоте, совсем не их…
Регенерация будет бессильна, если сотни жадных пастей вцепятся в меня одновременно, чтобы разорвать.
После гибели неудачливого крокопотама его сородичи предпочли ретироваться. Вода кишмя кишела пираньями; тёмные силуэты мельтешили у самого края островка. Казалось, они чуяли, что на нём засела добыча.
Путь обратно был закрыт. Одна ошибка, один неверный прыжок — и меня ждёт судьба несчастного крокодила. Разве что трепыхаться я буду подольше.
Я разобрался с несколькими
Иронично.
Захотелось достать Лью’са и залить окрестности разрушительной магией. Будь реальность тут менее прочной, пожалуй, я так и поступил бы. Но сейчас я сомневался в том, что сумею поджарить всех пираний. Кроме того, на их смерть приплывут новые. В одиночку же бороться с целой топью было куда глупее, чем попробовать полететь.
Я пошевелил крыльями, пробуя перьями воздух, — движение более инстинктивное, чем осознанное. Рефлексы мертвоплута, прежде дремавшие, очнулись. Напряглись мышцы на спине, о существовании которых я и не подозревал; я глубоко вдохнул, отчего затрясся мясистый зоб, — и резко оттолкнулся от земли.
Условия для взлёта были паршивыми. Когти пропахали в грязи глубокие борозды. Я накренился вперёд и почти плюхнулся мордой в воду, в которой неистовствовали зубастые твари.
Чтобы вернуть равновесие, я отчаянно захлопал крыльями, и их кончики разогнали по топи буруны. Пролетев так несколько метров, я более-менее выровнялся, — и крылья нащупали поток ветра, который подкинул меня вверх. С сосущим чувством в животе я наблюдал за тем, как отдаляется земля, как становятся всё меньше островки земли посреди мутной воды, как превращаются в неразличимые точки…
Я летел. Сердце колотилось как обезумевшее, и всякая попытка взять полёт под контроль оборачивалась тем, что я терял высоту и заваливался на бок, но — я летел. В ушах свистел порывистый ветер. Холодный воздух обдувал морду.
Я летел.
Тугой ком напряжения в животе постепенно рассасывался. Парение нисколько не напоминало прыжок с парашютом. Тогда оставалось надеяться только на то, что при укладке парашюта не допустили ошибок. Я доверял тонкому куску нейлона наивысшую ценность — свою жизнь.
Сейчас меня защищали инстинкты прирождённого летуна. Вдобавок я понемногу схватывал суть того, что и как нужно делать, чтобы держать высоту, набирать её и снижаться.
В каком-то смысле полёт стал моей терапией. Не сказать, что после того случая с нераскрывшимся парашютом я заработал полноценную фобию, однако к самолётам начал относиться с большим подозрениям. И вот — годы беспокойства смахнуло одним взмахом крыльев.
Рисуясь, я заложил крутой вираж. В груди ёкнуло, но больше от восторга, чем от страха. Тем не менее, когда я задумал сделать мёртвую петлю, подало голос шестое чувство, доставшееся с птичьим телом.
Оно предупредило, что для таких манёвров мертвоплуты были чересчур тяжёлыми и неповоротливыми.
Зачастую птенцы сами становились жертвой стай птеродактилей. Об этом тоже поведало чутьё, когда я заметил на горизонте крошечные чёрные силуэты. По спине прокатилась волна жара, подстёгивая убраться подальше.
Мертвоплуты могли похвастаться четырьмя глазами. Теперь я знал, для им нужно столько: пока большие обследовали обстановку в небесах, маленькие рассматривали землю. Зрение у птицы было своеобразным: неподвижные объекты сливались в однородную кашу, но мельчайшее движение живого существа захватывалось и выделялось так, словно я рассматривал добычу в телескоп.
Когда я снизился настолько, что когтями едва не зацепился за шляпки грибов и верхушки деревьев, то обратил внимание на тонкие полупрозрачные потоки, пронизавшие джунгли. Проследив за ними, я понял, что вижу тепловой след, который оставляли звери. Наверное, так меня и обнаружил мертвоплут, когда я спрятался в расщелине между валунами.
После того как схлынули первые впечатления, обнаружилось кое-что ещё, ранее вытесненное остротой новых ощущений. Слабое, едва уловимое побуждение. Тончайшей нитью оно связывало меня с чем-то вдалеке, призывая отправиться в сторону таинственного зова. Призыв легко было проигнорировать, он не подчинял, а мягко советовал, но всё же я отклонился от намеченного пути.
Если рассказы искателей о мертвоплутах не относились к области простых баек, то птиц из одного выводка скрепляла общая ментальная сеть. Благодаря ей они узнавали, всё ли в порядке с другими.
Если это и вправду так… Я направлялся прямиком к остаткам стаи прежнего хозяина этого тела.
Хорошие новости. Мне есть что им предъявить.
Сперва на меня, растерянного после переноса, нападает чёртов птенец. Обманом выманивает наружу и едва не разрывает на куски. Затем прилетает его здоровенный родитель, чтобы проведать своего пропавшего отпрыска.
Именно его появление послужило причиной гибели трёх искателей и привело к тому, что меня поймала Нарцкулла.
От такого не отделаться парочкой смертей.
Я летел навстречу гнездовьям мертвоплутов, чтобы забрать плату за причинённое беспокойство.
Один из искателей, Симред, утверждал, что там можно разжиться добротными артефактами, — если достаточно силён, чтобы пережить встречу с гигантскими птицами.
Боевой настрой слегка сбил мысленный вопль, пронзивший разум.
Кричала Нейфила.
От неожиданности я вздрогнул. Левое крыло выбилось из воздушного потока и выгнулось под неестественным углом, но выдержало — кости не треснули. Я камнем рухнул к деревьям и под новые крики Нейфилы лихорадочно забил крыльями. Помогло — я пронёсся над чашей большого гриба, разогнав туманную дымку над водой в нём, и снова взмыл к облакам.