Призванный. Возможно, баллада.
Шрифт:
– Да выдрючивается просто, – фыркает левый. – Потому как скотина.
– У меня, – правый быстро выставляет поднятые ладони, – претензий к нему никаких. Пусть бы развлекался, коли настроение хорошее. Но ведь мясо… И какое! Совсем не то, которым нас кормят. Смекаешь, куда речь?
– Дротиком пробовали?
– Естественно, первым же делом. Все впустую. Он хоть в одно время выбегает, но каждый раз неожиданно. И с таким ревом, что рука сбивается.
Брайан скребет в затылке одним ногтем.
– Ладно, веревку надо, подлинее.
– Заарканить думаешь? Пытались,
– Наугад? – уточняет Брайан.
– Ну да, не глядя. Изучил уже дорогу.
– Это хорошо. И пару бойцов мне. Из тех, что поплоше.
– Как скажешь, – соглашается правый и обращает лицо к баррикаде. – Э, бечеву сюда. Тебе, тебе говорю, нечего пучиться.
Лупоглазый страж на левом фланге вздрагивает, падает на колени и начинает шарить под ближним камнем. Затем вскакивает и поднимает в руке веревочную петлю со свернутым в кольца хвостом.
– Я сказал сюда, – напоминает старший привратник.
Пучеглазый отшатывается и во весь рост валится назад. Чудом там не убившись, выныривает из прохода и протягивает веревку.
Брайан забирает ее и вешает на плечо.
– Как тебе боец? – спрашивает правый гард.
– В самый раз. Но еще одного надо.
– Может, Умника возьмешь? – предлагает левый.
– Да он вроде занят.
– Э! – повышает голос правый. – Ты долго там еще будешь стену заблевывать?
– Бу-буэ! – изыскивает Умник скрытые резервы организма.
– Да-а, – тянет задумчиво левый, – это такое дело, что отвлекать себе дороже.
– Одного не понимаю, – добавляет правый, – как он ухитрился столько сожрать?
– Тихушничал, видно, – предполагает левый.
– Мужики, – прерывает философские размышления Брайан, – вы еще про «не в коня корм» вспомните.
– В смысле?
– В смысле, уж полдень близится.
– Верно, – спохватывается правый гард и гаркает: – Гусак!
Правофланговый стражник вытягивает длинную шею и согласно поименованию откликается:
– Га?
– Подь сюды, говорю!
Гакнув еще разок, тот спускается с баррикады и вышагивает из прохода, высоко задирая ноги и покачивая в такт верхней частью тела.
Не тратя времени на объяснения, Брайан бросает уже через плечо:
– За мной!
И устремляется вниз по ущелью.
Откосы мало-помалу становятся положе и постепенно переходят в каменистые скаты, поросшие редким корявым хвойняком. Метров через семьдесят за местом нашей предыдущей ночевки на левом склоне, ближе к подножию, замечаем большой светлый камень в форме отвернувшейся конской головы.
И тут он, главный персонаж народных загадок.
Перед ним сверху вниз вьется натоптанная парными копытами тропка.
Брайан снимает веревку с плеча и, не разворачивая, заарканивает камень.
Отходит на нужное расстояние и вынутым ножом отхватывает последнюю треть. Сматывает обрезок, вешает себе на шею и жестом подзывает пучеглазого.
– Толчковая у тебя которая? Ладно, не напрягайся, лучше прыгни. Да не в высоту, в длину. Так, левая. Теперь присядь здесь за елочкой. Не на зад, на корточки. Правое колено на землю, левое наоборот подними.
Брайан опускается рядом и в районе щиколотки привязывает тройным узлом конец веревки к задней ноге изготовившегося спринтера.
– А сейчас самое главное, – подчеркивает он голосом, – установка. Ты взрослого кабана когда-нибудь видел?
– Видел.
– На клыки внимание обратил?
– Еще бы!
– Теперь представь, догоняет он тебя и со всего маху поддевает на них. Что будет? Правильно, спать тебе придется лишь на животе. А если зубами вцепится? Полсиденья напрочь вырвет. Потом и все остальное. Да, подожди, не трясись. Героя мы из тебя делать не собираемся. Как услышишь кабаний рев, вскакивай и что есть мочи беги к завалу. Товарищи с баррикады тебя прикроют. Только варежку не разевай и не оглядывайся. Замешкаешься, никто за твою жизнь и гроша ломаного не даст. Все понял? Ну, молодец, молодец. Я в тебя верю.
Брайан похлопывает подопечного по плечу. Потом поворачивается ко второму:
– А ты поднимись на склон и выломи там слегу метра на четыре. Да не на наш, на тот. Потом приткнись где-нибудь за стволом и нишкни, пока не позову. Насторожишь еще клиента. Ты ведь ему не товарищ? Га?
– Га! – подтверждает тот.
– Давай, лапчатый, давай.
Длинношеий ушагивает на другую сторону.
Брайан проходит вдоль лежащей на земле веревки, тщательно присыпая ее трухой.
Оглядывает окрестности и прячется за конским бюстом.
Над полем будущего действия устанавливается тишина.
Лупоглазый чутко замирает в предстартовой готовности.
Брайан, изогнувшись за камнем, вяжет на конце своего обрезка петельку.
С противоположного склона доносится одинокий треск сломленной ветви.
Пора бы уже.
Сверху слышится барское чавканье, потом какая-то удивленная утробная отрыжка, и некто, явно свинячьего рода, с нарастающим тяжелым топотом и разудалым похрюком устремляется вниз по склону.
Но еще громче над распадком звучит визг натасканного на рывок спринтера, который, как и учили, стартовал без замедления, но на втором же шаге рухнул, словно подрубленный, и теперь, яростно скребя землю скрюченными пальцами, изо всех сил ползет вперед на месте.
Кабан от неожиданности рыскает на курсе, не зная, куда принять, чуть вправо или слегка влево. Все прочие варианты исключает набранная инерция.
Пока он думает головой, опущенным пятаком цепляется за натянутую лупоглазым веревку и совершает знатнейший кульбит с переворотом и приземлением плашмя на всю спину. Пропахав не менее пяти метров, застревает в своей же борозде.
Настает черед Брайана.
Движения его легки, точны и пластичны.
Он выскальзывает из-за бюста неизвестного коня и набрасывает изготовленную петельку ухарю на хрюкальник, прихватывает оный семью быстрыми обмотами, стопорит узелком и уводит веревку к передним, а затем и задним ногам, фиксируя их попарно-намертво.