Призванный. Возможно, баллада.
Шрифт:
Тщание напрочь отсутствует.
Запугивание в его умыслы не входит.
Подавление воли есть лишь сопутствующий эффект.
Смятение является естественной реакцией организма на неконтролируемую мощь.
Но злоба этой мощи в самом деле запредельна.
И четко нацелена.
Если молния во время грозы бьет что называется по площадям, то тут точно не приходится сомневаться, куда будет направлен первый удар.
Но с другой стороны, источник молнии заведомо недосягаем, даже для хорошего
В этом смысле настоящий расклад справедливее.
Все-таки кто кого.
А значит, бабушка положит, может, и не поровну, однако, по-любому, надвое.
Ну давай, вылезай уж!
Чего выжидаешь?
Все равно не разминемся.
Разумная мысль отклика не находит.
Продолжаем медленно продвигаться.
В конце заканчивающегося изгиба в поле зрения постепенно вплывает завал, образованный вывороченными из склонов обломками скальной породы.
А поверху, припав к камням и подавшись вперед…
…чудовищная харя, впившаяся в пришедших широко раскрытыми глазами с острым разрезом вертикального зрачка неугасимо желтого цвета.
Девятым валом накатывает сметающая волна первобытного ужаса, от которого только опрометью.
– Аааааааааааааааааа!!!
По ущелью шарашится эхо, но сам вопль быстро удаляется за спиной.
Собрат, вперекор возрасту, не сильно отдалившийся от детства, не выдерживает давления.
Однако упрекнуть его, язык не поворачивается.
Нас самих спасает только оторопь, словно от удара в грудную клетку.
Когда удается, наконец, выдохнуть, бежать, открывая спину, наверное, уже поздно.
К тому же, взбудораженные рефлексы позвоночника тормозит возникающая на заднем плане сознания мысль.
Что-то тут не так.
Прошло не менее двух, трех, четырех секунд, а противник по-прежнему лишь ест нас глазами.
Не мигая.
И не шелохнувшись.
Ну что, поиграем в гляделки?
Слегка пригнувшись, устремляем глаза в глаза, в самую глубину зрачка.
Но тут же мотаем головой, отрывая взгляд.
Погорячились мы с тобой, Брайан.
Еще чуть, и выжгло бы мозг.
Смотреть ему в глаза нельзя.
Даже на прямой находиться не стоит.
Смещаемся в сторону.
Взгляд не отпускает, следуя за нами.
Но это всего лишь известная оптическая иллюзия, когда зрачок расположен ровно в середине глаза.
Нас такими фокусами не проймешь.
Тем более что в краткий момент погружения мы успели почувствовать главную боль Зверя.
Он не может двинуться.
Видимо, полностью парализован.
Еще с тех времен.
Вопреки покаянию на камне, Хранитель свое дело знал.
А вон, кстати, и рукоять ножа над переносьем торчит.
Специально предназначенного, передающегося из поколение в поколение.
Следовательно, теперь уже
Так что придется вернуть.
Покрасовался и будет.
Есть и другие желающие его поносить.
Так же во лбу, словно третий глаз.
Смещаемся еще вправо, почти вплотную к склону, чтобы окинуть экземпляр одним взглядом.
Размерами стойбищенские ваятели, похоже, ему польстили. До трех брайановских ростов он явно не дотягивает. От силы полтора.
С другой стороны, они же не Зверя увековечивали, а его Дух, величие коего может намного превосходить габариты тела.
К тому же, в обычном состоянии драконы не припадают к земле.
Держатся на задних лапах, гордо выпятив грудь.
И если он посильнее напыжится, то, пожалуй, и свой Дух превысит.
Хотя, помнится, пульсирующий рогом передвигался по заснеженной котловине совсем в иной манере.
Извивающейся.
Издалека не рассмотришь, перебирал ли лапами, или плыл над настом.
Но точно не летел. Раскинутые крылья не совершили ни одного взмаха.
Да и размер их не достаточен, чтоб поднять такую тушу.
Возможно, это не классический подвид дракона.
Не исключено, что и вовсе не дракон.
Не случайно, в плясовом заговоре имя его усечено.
Значит, так ему отныне и называться.
Драк.
Вытянутая массивная башка с узким костяным наростом на носу, разбросанные кожистые крылья, черное веретенообразное тело за два с половиной метра в поперечнике, две пары маленьких в сравнении лап. Совокупная длина в данный момент не установима, поскольку хвост глубоко подвернут и поджат. Но и пятнадцать метров, оставшихся на виду, впечатляют.
Сгусток злобы.
Повержен, но не смирен.
Похоже, не считает существующее положение окончательным.
Впрочем, может, у них просто натура такая, у драков.
Однако глубже, под оболочкой родовой самоидентификации, чувствуется еще и смятение, ощущение собственной непонятной ущербности. Сугубо индивидуальной.
Из-за которой и неуязвимость подкачала.
Но Брайан не лечить его душевные раны пришел.
И даже не исповедовать.
Он за специально предназначенным ножом явился, принадлежащим ему по праву наследования.
Посему взбирается на завал, вцепляется в торчащую рукоятку и тянет на себя.
Безрезультатно.
Брайан упирается ногой в обломок скалы сбоку и начинает раскачивать.
Драк елозит мордой по камням, но добычи не отпускает.
Брайан наваливается всем телом, словно перекладывая румпель.
Влево, вправо. Влево, вправо.
Драк послушно перекатывает башкой, но и только.
Брайан меняет вектор.
Вперед, назад. Вперед, назад.
Драк то набычится, то принадменится. Однако не более того.