Призыв - дело серьезное. Ошибка в ритуале
Шрифт:
У остальных происходит тоже самое, и ничего не понятно. Каков результат этой проверки?
В этот момент огнем обжигает запястье. И не только у меня, судя по сдавленным вскрикам со всех сторон и болезненному шипению Гейл Мандрейдж. В том же самом месте, где еще недавно красовался дуэльный вызов, проявляется лаконичный символ императорского двора — круг с вписанными в него песочными часам. Мерцает золотом, словно подмигивая, и впитывается в кожу.
Что-то мне все это напоминает — проносится шальная мысль.
— Послезавтра узнаете результат.
Он уже у самой двери. Кивает нам на прощание и первым покидает Большой зал.
— Вот же йархов сын! — шипит Гас ему вслед, разминая запястье.
Не сдерживаясь, стонет и неприлично ругается громила из боевиков. Похоже, тот самый Луардэ. Всхлипывает и вытирает влажные глаза Энн Финч, баюкая руку. Поднимается шум, половина адептов выражает недовольство или жалуется. Боевики уже совсем не стесняются и ругаются в голос словно на полигоне.
— Уй-уй-уй! Как же больно! — мелко скачет на месте Дайана Кранк, приближаясь к нам. В ее глазах тоже стоят слезы.
Смотрю на них с недоумением, ведь сама ничего больше не чувствую. Совсем.
Добивает меня Гейл Марджери.
— Я сейчас упаду в обморок…
Бледная, намного бледнее обычного, проклятийница действительно пошатывается и начинает оседать. Хватаю ее под локоть и зову на помощь некроманта:
— Гас!
Вместе усаживаем Гейл на пол возле сцены. Гас морщится и скрипит зубами от боли, я обмахиваю проклятийницу ладошками, и ко мне присоединяется Дайана.
— Как ты, Мандрейдж? — интересуется она.
— Как будто руку варят в котле с кипящей смолой… — выдыхает Гейл, хватая ртом воздух. Ее очки съехали на кончик носа, но впервые на это никто не обращает внимания.
— А тебе разве не больно, Кроу? Ты такая спокойная, — вдруг интересуется некромантка у меня.
Ее вопрос совпадает с моментом, когда в Большом зале стало тихо, и все исполненные страданий взгляды тотчас обращаются к нам.
— Еще как! — спешу опровергнуть подозрения и закусываю губу не столько от боли — ее по-прежнему нет, сколько от досады и осознания, что прошлась по самому краешку.
Отсутствие боли — эффект нашей связи с Аресом, даже не сомневаюсь, хоть и не понимаю, как это работает. А вот на остальных темных чистая светлая магия действует именно так.
— А ты терпеливая, — отмечает Луардэ. — А я вот сейчас разревусь как девчонка, — он действительно корчит мину, изображая плач, и даже выжимает две крупные слезинки.
Боевики ржут и хлопают товарища по плечам, а тут и боль в руке постепенно сходит на нет. Даже Гейл приходит в себя, хоть все еще морщится и трет тонкое запястье. Все вдруг чувствуют себя вывернутыми наизнанку и выжатыми. Потихоньку прощаются до вечера и тянутся к выходу.
— Вот что значит пообщались с менталистом, — ворчит Тамбертон-Экрю.
Ты все еще хочешь работать во дворце? Задаю сама себе вопрос, переступая порог последней. И в этот момент меня хватают чьи-то загребущие руки и тянут за угол в небольшую укромную нишу
Глава 16. Наказание для отличницы
Стоило выйти из Большого зала, как меня похищают. Самым наглым образом у всех на глазах, но никто из моих друзей не замечает пропажи. Арес в прямом смысле загоняет меня в угол. Нависает. Упертая в стену рука отрезает путь к бегству, а вторая на талии окончательно лишает шансов. Драться с ним бесполезно, а использовать магию вне аудиторий запрещено в здании академии. Да и то я не верю в свои возможности против светлого.
А он держит меня и смотрит так грозно, напоминая о первой нашей встрече. Но теперь я вижу, как в его глазах играют веселые искорки, и совсем не пугаюсь. Напротив. Мне неловко. Ужасно неловко, и одновременно по телу бегут тысячи мурашек. Наверное, если заглянуть под одежду, я там вся пупырчатая как плод момордики.
И еще меня к нему тянет. Подмывает податься вперед и, как тогда — в день нашей первой встречи, отвлечь поцелуем. Только я точно знаю, как тогда не получится. Надеть на шею галстук куда как проще, чем сбежать. Это совсем разные вещи. Но и молчать вот так, ничего не предпринимая, уже невмоготу.
— Плохо прячешься, отличница. И бегаешь медленно, — усмехается светлый, словно почувствовав мои метания. Его голос звучит до странного низко.
Неправда! Нормально бегаю, возмущаюсь в душе, а вслух говорю:
— Я и не собиралась прятаться. Зачем?
Пытаюсь выглядеть уверенно, но уши тут же вспыхивают, хорошо хоть под волосами не слишком заметно. И противный внутренний голос ехидненько так подначивает: «Именно потому что не собиралась прятаться, ты просидела столько времени на чердаке в потайном убежище, куда никому ходу нет?»
— Это ты расскажи, зачем тебе понадобилось мне мешать? — Арес задает мне тот самый вопрос.
Чем там меня пугали Элла и Гелла?
«Мужчины такого не прощают! Ты поплатишься за такое самоуправство! Тебе крантец, Ирис?»
Огрызаюсь:
— Затем! Ты не думал, что из-за тебя мы оба могли оказаться в неприятной ситуации? Да что там! В откровенно дерьмовой ситуации!
— Какая бы ни была ситуация, никогда, слышишь? Никогда не ставь под сомнения мои действия и не поступай больше подобным образом, — лицо Ареса становится серьезнее, а из глаз пропадают смешинки. — Иначе мне придется тебя наказать…
Ой-ой! Вот теперь действительно не по себе. Особенно когда мышцы мужчины вот так напрягаются. Пытаюсь поменять наше недвусмысленное положение. Отодвинуться. Безуспешно.
Все, чего добилась — он подступил ближе, а ладонь надавила мне на поясницу сильнее. Это я думала, что в ловушке? Не-е-е-е… Вот сейчас я в ловушке! Когда наши бедра соприкасаются. Когда мы дышим одним воздухом. Когда он так… так… так смотрит… Прямо тянет покаяться и признаться. Во всем. Даже в гибели прошлого императора, лишь бы отпустил и не смотрел больше так, а то я за себя не ручаюсь.