Проблема «бессознательного»
Шрифт:
К сказанному можно добавить, что и между исследованиями природы сознания, проводимыми в рамках одной и той же дисциплины, нередко обнаруживаются расхождения толкований, вызванные тем, что одним и тем же терминам разными школами и направлениями придается неодинаковый смысл. Особенно глубокий характер эти различия трактовок приобретают, по легко понятным причинам, при рассмотрении проблемы сознания в ее наиболее общем, философском аспекте.
Вторая особенность, осложнившая анализ проблемы сознания, заключается в следующем. Очень важной области общей теории сознания — учению о «бессознательном» или, точнее, учению о неосознаваемых формах высшей нервной деятельности (т.е. о мозговых нервных процессах, которые, обусловливая сложные формы приспособительного поведения, не только не сопровождаются осознанием вызываемых ими психических явлений, но и не находят отражения в системе «переживаний» субъекта), долгое время в советской литературе
В результате такой утрированной реакции вода, согласно известной английской пословице, была выплеснута из ванны вместе с ребенком. Развитие важного раздела теории мозговой деятельности было поэтому не только задержано на многие годы, но и как бы передано на откуп фрейдизму. Ущерб, который был нанесен научной теории сознания этим неоправданным самоустранением диалектико-материалистически ориентированных исследователей от рассмотрения важнейших компонентов и механизмов высших форм приспособительной деятельности центральной нервной системы, мы только теперь начинаем как следует понимать.
Наконец, третья причина трудностей разработки проблемы сознания, на которой мы хотели бы остановиться. Марксистской философией утверждается в качестве тезиса первостепенного значения представление об активном характере сознания, о неразрывной связи последнего с деятельностью. Сознание, отмечает Энгельс, формируется деятельностью, чтобы в свою очередь влиять на эту деятельность, определяя ее. Из принципа неразрывной взаимосвязи сознания и деятельности, из понимания сознания не как пассивного отражения, а как действенного отношения к среде, включающего сложную систему субъективных мотивов и оценок, потребностей и интересов, отражающих влияние объективной действительности, в свою очередь вытекают два важных обстоятельства.
Во-первых, этот принцип позволяет резко отграничить диалектико-материалистическое понимание природы сознания от истолкования сознания, даваемого многими направлениями идеалистической психологии (от представления о сознании, как о некоем функционально и аффективно нейтральном «вместилище» переживаний, «сцене», по Jaspers, бесстрастном, более или менее ярко светящемся «экране», по Ledd, безучастном «поле», или «психическом вакууме», в рамках которого аффективно-напряженные переживания движутся, вступают в конфликты, рождаются и умирают). Во-вторых, диалектико-материалистическая трактовка сознания как действенного отношения к среде оказывается тесно связанной с проблемой структуры деятельности и регуляции поведения. А из-за этого анализ проблемы сознания неизбежно переходит на современном этапе к рассмотрению ряда специальных вопросов, поднимаемых как теорией биологического регулирования, так и новейшим развитием рефлекторной теорий. Это, конечно, серьезно углубляет всю постановку проблемы сознания, но вместе с тем осложняет ее правильное понимание, вводя в нее ряд новых категорий.
Разрабатывая проблему сознания, советские исследователи исходят из принципиальных положений философии марксизма-ленинизма. У Маркса интерес к проблеме факторов, формирующих человеческое сознание, может быть прослежен, начиная с ранней его работы «Экономическо-философские рукописи 1844 г.». Уже в этом раннем произведении содержится в качестве важного положения мысль о ведущей роли предметной деятельности в формировании человеческого сознания, о зависимости сознания отчеловеческой практики и истории человека как «продукта общественных отношений». В более поздних произведениях, в частности в «Немецкой идеологии», Маркс и Энгельс неоднократно возвращаются к этому фундаментальному положению об общественной природе сознания, всесторонне углубляя и развивая его. В «Диалектике природы», а также в «Анти-дюринге» Энгельс конкретизирует этот общий тезис, раскрывая его значение для понимания антропогенеза и роли практики в развитий сознания. Он освещает зависимость сознания от способов производства и исторической смены этих способов, подчеркивая также обратный процесс — влияние, оказываемое сформировавшимся сознанием на породившее его общественное бытие. К этим коренным вопросам не раз возвращался и Маркс в «Капитале» и других произведениях. Наконец, в ленинских работах, посвященных теории отражения, и во фрагментах, затрагивающих вопросы гносеологии, особенно в «Материализме и эмпириокритицизме» и «Философских тетрадях», вся эта концепция общественно-трудового генеза сознания находит наиболее развитое выражение.
Это учение явилось для советской науки методологической базой, которая предопределила существо представлений о сознании, многократно подвергавшихся у нас внимательному обсуждению [23] .
23
Дискуссионные вопросы теории сознания были разносторонне освещены в последние годы на Всесоюзном совещании по философским вопросам высшей нервной деятельности и психологии, opганизованном Академией наук СССР в 1962 г. [90], на Московском симпозиуме, специально посвященном проблеме сознания, в 1966 "r. [71], а также в ряде появившихся в последнее время обстоятельных работ, анализирующих эти вопросы в философском, психологическом, нейрофизиологическом и клиническом аспектах [94, 84, 34, 58, 1 и др.]
24
Приводя эти формулировки С. Л. Рубинштейна, необходимо отметить, что они теоретически опираются на философские положения, сформулированные еще Hegel в «Науке логики» (Сочинения, т. 6, М., 1939, стр. 289) и положительно оцененные В. И. Лениным в «Философских тетрадях».
Прежде всего из него вытекает нетождественность «сознательного» (или «осознаваемого») и «психического» в широком понимании. Сознательное есть особая, высшая форма психики, возникающая у человека лишь тогда и постольку, когда и поскольку человек выделяет себя из окружающего предметного мира. Поэтому сознание нуждается в длительном и сложном онтогенетическом развитии.
Второе. Осознание субъектом внешнего мира «как объекта, противостоящего познающему субъекту», связано с переходом к определенным формам обобщения и к фиксации этих обобщений в речи. Но это значит, что оно возможно лишь на основе использования таких продуктов общественно-исторического процесса, какими являются развитые понятия и речь. В этом смысле любой акт сознания, даже связанный с наиболее «натуральным» («внесоциальным») содержанием, является феноменом общественно-обусловленным, скрыто опирающимся на всю предысторию человеческого общества и немыслим вне этой предшествующей истории.
Третье. Неизбежная социальная обусловленность любого проявления индивидуального сознания ни в коем случае не предполагает отождествления этого индивидуального сознания с сознанием общественным, т.е. с совокупностью идей, характеризующих не индивидуум, а общественную формацию (хотя, конечно, общественное сознание всегда проявляется через сознание индивидуальное). Общественное сознание влияет на сознание индивидуальное, но степень этого влияния может быть в разных случаях разной, и уже хотя бы поэтому расхождения между сознанием индивидуальным и сознанием общественным могут варьировать в очень широком диапазоне.
Четвертое. Диалектико-материалистическое понимание природы сознания отнюдь не исчерпывается представлением о социальной детерминированности последнего. Не менее важным для марксистской трактовки является признание того, что осознание субъектом внешней реальности никогда не носит, как подчеркивает В. И. Ленин, характера пассивного, мертвенно-зеркального отражения. Сам факт осознания объектов внешнего мира как «предметов», т.е. как объектов, увязанных с деятельностью, уже выражает существование определенного отношения познающего субъекта к этим объектам и, следовательно, неразрывную связь «осознания» с этим «отношением». Именно в этом смысле надо понимать исходный тезис Маркса: «Мое отношение к моей среде есть мое сознание» [203, стр. 29], утверждающий реально-жизненный характер сознания, слияние последнего со всей совокупностью конкретных потребностей и мотивов деятельности человека.
Пятое. Если сознание это — «осознание объективной реальности», выражающее определенное отношение к последней, то становится ясна основная функция сознания, ибо раскрываться отношение к миру может только в деятельности, преобразующей этот мир. Сознание, таким образом, с одной стороны, является отражением бытия, а с другой — неразрывно связано с общественным бытием, потому что выполняет функцию регулятора деятельности человека. Отражение внешнего мира, носящее характер его предметного «осознания», и изменение внешнего мира, носящее благодаря «осознанию» характер «поступков» и «деятельности» (а не простого реагирования), являются специфическими функциями человека как продукта всемирно-исторического процесса или, как образно говорит С. Л. Рубинштейн, «характеристикой своеобразного способа существования, свойственного человеку» [74, стр. 162].