Проблема «бессознательного»

Бассин Филипп Вениаминович

Приступая к рассмотрению функций «бессознательно­го», мы хорошо понимали, что анализ этих функций мо­жет претендовать на серьезное внимание только в том слу­чае, если общее учение о сознании приводит к обсужде­нию проблемы «бессознательного» как к одному из своих необходимых составных разделов. Какие же соображения, вытекающие из учения о сознании, обусловливают необ ходимость постановки вопроса о «бессознательйом»? Мы проследили их, обратившись, во-первых, к современным представлениям о психологической структуре осознавае­мых переживаний, во-вторых, к данным, вытекающим из современного понимания функциональной организации действия, и, в-третьих, к фактам, полученным в результа­те исследования мозговой основы адаптивного поведения. Напомним главные итоги этого рассмотрения.

Анализ

функциональной структуры осознаваемого пе­реживания показал, что последнее является в высшей сте­пени сложным психическим феноменом, возникающим только при наличии определенных предпосылок и требую­щим длительного созревания в условиях не только исто­рической эволюции человека, но и его нормального онто­генеза. Но если это так, то становится очевидным, что мы должны допустить существование неосознаваемых психи­ческих явлений прежде всего как характеристики опреде­ленной фазы нормального возрастного развития психики.

Экспериментальный анализ психологической струк­туры реакций на стимулы показал, что и при полностью развившейся нормальной психике осознание этих реак­ций может иметь в разных случаях различную степень выраженности, а иногда может даже полностью отсут­ствовать. Именно эти вариации степени осознанности обусловливают возникновение феноменов «диссоциации», т. е. разных форм «отщепления» (отсутствие осознания не только конкретных раздражений, но и мотивоз, по­буждающих к действию, а при определенных условиях даже самих действий).

Наконец, было подчеркнуто, что особенно отчетливо расстройства осознания переживаний наблюдаются в ус­ловиях клиники. Синдроматика эпилепсии и истерии, многие из локальных органических симптомокомплексов, сопровождающихся избирательными расстройствами «схемы тела» или отчуждением элементов собственной психики, характерный для шизофрении распад нормаль­ного соотношения между «Я» и объективным миром, па­тологическое переплетение этих основных «проекций» переживаний — все это, как и ряд других психопатоло­гических проявлений, ярко показывает, как часто болез­ненные изменения психики сопровождаются нарушением способности к адекватному осознанию переживаний. Поэ­тому проблема «психического, не являющегося одновре­менно осознаваемым», вызывающая напряженные споры применительно к условиям психической нормы, явно те­ряет свою парадоксальность в условиях клиники.

Выявление процессов, создающих возможность при­способления поведения к окружающей обстановке, обес­печивающих целенаправленную деятельность, но остаю­щихся при этом неосознаваемыми, поставило ряд сложных проблем. Первая из них оказалась связанной с темой классификации. Не задерживаясь на ней подробно, на­помним только необходимость различать неодинаковые степени или уровни «отщепления» и очевидную связь даже наиболее грубо «диссоциировавшей» («отщепив­шейся») психической активности с восприятием сигна­лов и с процессами последующей логической переработки поступившей информации.

Особое место во всей этой очень своеобразной области занимают, конечно, вопросы нейрофизиологической осно­вы «бессознательного». Мы попытались уточнить их по­становку, начав с анализа отношения идеи «уровней бодрствования» к представлению о «бессознательном». Мы остановились на характерной, допускаемой иногда (преимущественно в физиологической и клинической, а не в психологической литературе) ошибке отождест­вления идеи сознания с идеей бодрствования и на свое­образных трудностях, возникших перед теорией «бес­сознательного» после того, как концепция «уровней бодрствования» упрочилась в неврологии. Эти трудности возникли потому, что с позиций этой концепции остава­лись недостаточно ясными по крайней мере два вопроса: каким образом высокий уровень бодрствования оказыва­ется совместимым с развитием не только осознаваемых, но и неосознаваемых форм психики и, во-вторых, почему и в каком смысле понижение уровня бодрствования не означает обязательно понижения уровня адаптивно на­правленной активности мозга в ее более широком пони­мании.

Для того чтобы получить ответ на эти вопросы, по­требовалась упорная

работа многих исследователей, пов­лекшая за собой дальнейшее развитие ряда основных неврологических представлений. Прежде всего было по­казано в нейрофизиологическом аспекте то, что уже относительно давно было выявлено в аспекте психоло­гическом. Мы имеем в виду существование очень слож­ных, неоднозначных, подчас противоречивых отношений между параметрами бодрствования и сознания и воз­можность возникновения самых разнообразных клини­чески проявляющихся функциональных диссоциаций. Выявление и анализ подобных диссоциаций сделали бо­лее понятными как возможность активного выбора сиг­налов, переработки поступающей информации, сохране­ния и воспроизведения следов и т.п. при низких уровнях бодрствования, так и, наоборот, нарушение функции активного отбора содержаний сознания, наблюдаемое в определенных клинических условиях при сохраняющемся высоком уровне бодрствования. Значение, которое эти диссоциации, обусловливаемые патологическими измене­ниями определенного типа и определенной локализации, имеют для углубления представлений о нейрофизиологи­ческой основе неосознаваемых форм психики, очевидно.

Не меньшую роль в этом же плане сыграло другое направление нейрофизиологических исследований, обос­новавшее представление об активном состоянии корковых нейронов на низших уровнях бодрствования и даже во время поведенческого сна (о несводимости сна к диф­фузному корковому торможению и о существенной роли, которую в любой мозговой деятельности выполняют сложные, иногда содружественные, а иногда, наоборот, антагонистические взаимоотношения конкретных, более или менее четко локализованных мозговых систем). Осо­бую роль в рамках этого направления сыграло изучение так называемого парадоксального («быстрого») сна. По­лученные в результате этого доказательства сохранения высокой физиологической активности нервных образова­ний даже во время наиболее глубоких фаз сна были ис­пользованы некоторыми авторами как косвенные аргу­менты в пользу вероятности существования неосознавае­мых форм приспособительной мозговой деятельности и в пользу связи этих форм с обычными электрофизиологи- ческими признаками вовлечения корковых элементов в выполнение приспособительных реакций.

Таким образом, идеи интрапсихической диссоциации (функционального «отщепления») и независимости актив­ного состояния корковых нейронов от уровня бодрство­вания в какой-то степени способствовали выявлению моз­говой основы неосознаваемых форм психики. Не менее значительную роль сыграла в этом плане и третья идея — зависимости динамики нервных возбуждений от конкретных особенностей организации соответствующих нейронных систем. Особое значение, которое эта идея имеет для теории неосознаваемых форм психики, понять легко: выключение регулирующих влияний сознания не­избежно ставит вопрос о других факторах, которые мо­гут определять динамику функций. И естественно, что в подобных условиях внимание привлекает в первую оче­редь детерминирующая роль особенностей структурной организации соответствующих нейронных систем.

Идея зависимости нервной функции от тонких дета­лей строения нервных сетей во многом сблизила за пос­леднее десятилетие и позволила взаимно обогатить ней­рофизиологические и нейрокибернетические искания. Только благодаря ей мы оказались в состоянии сделать шаг вперед в понимании того, какой может быть струк­турная основа процессов неосознаваемой переработки информации, происходящих в мозговом субстрате. Мы уделили внимание этой идее и попытались показать свое­образные и одновременно во многом сходные формы, под которыми она выступила в нейрокибернетике и ней­рофизиологии. Мы привели также некоторые доказатель­ства того, что все это оригинальное движение мысли от­нюдь не носило характер только «экспорта» кибернети­ческих построений в физиологию. Критика жесткой детерминации нейронных мозговых связей и доводы в пользу их стохастической природы прозвучали в нейро­физиологической литературе последних лет совершенно независимо от представлений, обязанных своим возник­новением «генотипному» нейрокибернетическому модели­рованию.