Проблема «бессознательного»

Бассин Филипп Вениаминович

Мы затронули идею зависимости динамики нервных функций от организации нейронных сетей не потому, что рассматриваем ее как дающую какое-то окончательное, хотя бы в принципиальном плане, решение вопроса о том, к какому типу, к какой форме детерминирующих факторов остается обращаться, если отвлекаться от пред­ставления о регулирующей роли сознания. Хорошо из­вестны значительные трудности, на которые натолкну­лись попытки выводить сложные формы переработки информации, характерные для реального мозга, только из свойств вероятностно организованных нейронных се­тей. Современная эвристика, подчеркивающая, что при попытках раскрытия механизмов процесса переработки информации следует учитывать не только особенности топологии и принципы динамической организации логи­ческих сетей, но и особенности функциональной струк­туры самого информационного

процесса, является, по- видимому, только одной из первых реакций на эти труд­ности.

«Генотипное» кибернетическое моделирование мозго­вой деятельности и теории, которые лежат в его основе, не принесли пока радикальных решений загадок функ­циональной организации мозга. Но они являются важным этапом на пути к решению этих загадок, имеющим свои сильные и слабые стороны. Одной из слабых сторон это­го этапа является то, что на нем преобладает тенденция решать проблему сознания в духе строгого эпифеномена­лизма. Это обстоятельство не могло не отразиться на судьбе нейрокибернетического направления. Изъяв со­знание из числа параметров мозговой активности, скоторыми оно имеет дело, это направление добилось, конечно, не исключения сознания из круга объектов, под­лежащих научному объяснению, а только собственного превращения в дисциплину, которая исследует нервные механизмы, мало или даже вовсе не связанные с созна­нием. Оценивая роль современной нейрокибернетики, надо поэтому отметить, что она до сих пор мало дала для психологической и тем более для философской теории сознания, но зато оказалась очень полезной для теории «бессознательного».

* * *

Сказанное до сих пор относилось, однако, только к одному из аспектов этой полезной роли нейрокибернети­ки — к возможности углубить на основе некоторых ее понятий представление о мозговых процессах, связанных с неосознаваемой переработкой информации. Другим аналогичным аспектом оказалось уточнение представле­ний о принципах и механизмах неосознаваемой регуля­ции биологических реакций и поведения.

Касаясь этого вопроса, мы напомним лишь несколько главных, относящихся к нему положений.

Приобретенная информация может быть использова­на в целях регулирования только в том случае, если на ее основе в действия вносится какая-то упорядоченность, т.е. достигается антиэнтропический эффект. Создание же такой упорядоченности не может быть обеспечено, ес­ли не существует системы «правил», определяющих зна­чимость поступающей информации, системы «критериев предпочтения», на основе которых происходит принятие решения, системы «тенденций реагирования», достаточно гибких, чтобы изменяться при изменении ситуации, и одновременно достаточно стабильных, чтобы продолжать оказывать направляющее влияние, вопреки множеству принципиально возможных мешающих воздействий, или, говоря языком, более близким теории биологического ре­гулирования, — если не существует системы каких-то определяющих поведение «установок».

Этот тезис достаточен, чтобы пояснить, почему в сов­ременной теории автоматов, как и в психологии, пробле­ме «установки» уделяется за последние годы все возрас­тающее внимание. Для теории же «бессознательного» представление об «установке» приобретает совершенно особое значение: если мы признаем, что неосоз­наваемые психические явления тесно свя­заны с функцией переработки информа­ции, то тем самым мы вынуждены допус­тить, что эти явления не менее интимно свя­заны с функцией формирования и использо­вания «установок», так как без опосредую­щей роли последних превращения информации в фактор регулирования произойти не может. Учитывая это обстоятельство, мы получаем основание рассматривать процессы переработки информа­ции и процессы формирования и использования устано­вок, как две главные функции «бессознательного», обес­печивающие активное участие этого фактора в приспосо­бительной деятельности организма.

Касаясь проблемы формирования и использования установок, мы вновь сталкиваемся с той же характерной параллельностью развития идей, относящихся к разным дисциплинам, с которой уже встретились, затронув воп­рос о зависимости динамики возбуждений от строения нейронных сетей. Однако если в предыдущем случае речь шла о совпадении выводов теории нейрокибернетическо- го моделирования и нейрофизиологии, то на этот раз мы оказываемся свидетелями аналогичных отношений между теорией моделирования

и психологией, в которой концеп­ция регулирующей роли установок уже на протяжении десятилетий глубоко разрабатывается психологической школой Д. Н. Узнадзе. Разумеется, что само существова­ние таких взаимно независимых и тем не менее сходных направлений мысли является веским доводом в пользу научной значимости каждого из этих направлений в от­дельности.

Мы рассмотрели конкретную роль, которую неосозна­ваемые установки выполняют в процессах регулирования отдельных психологических функций и поведения в це­лом, и в связи с этим подвергли критике некоторые не­достаточно точные представления американских авторов о том, как именно фактор установки «вписывается» в схемы функциональной организации действия.

* * *

Основной недостаток общей картины функциональной организации мозга, создаваемой современной нейроки­бернетикой, — это парадоксальное отсутствие в ней прояв­лений специфической функции сознания. Что же может быть противопоставлено конкретно подобной эпифеноменалистической трактовке?

Мы подчеркнули, что позиция, которую занимает современная нейрокибернетика в отношении проблемы сознания, вытекает из совершенно определенного и, на наш взгляд, принципиально неприемлемого истолкова­ния природы сознания. Раскрытие представления о соз­нании с позиций диалектико-материалистического уче­ния о мозге неизбежно придает мозговым процессам, ле­жащим в основе специфической деятельности сознания, качество активности, заставляет рассматривать их как фак­тор, который непосредственно вмешивается в разверты­вание психологических феноменов и физиологических реакций, оказывая глубокое влияние на всю их динами­ку. Когда же возникает вопрос о механизмах, обеспечи­вающих эту активность, мы оказываемся, быть может несколько неожиданно, вновь в кругу представлений, близких к идеям нейрокибернетики. Эта близость возни­кает потому, что активность сознания не может быть понята иначе как связанная с явлениями «презентирования» действительности в смысле, придаваемом этому понятию А. Н. Леонтьевым. «Презентирование» же про­является в характерном как бы «удвоении» картины ми­ра, выступающем как своеобразное выражение психологического «моделирования», а тем самым как психологическая основа регулирования предстоя­щей деятельности.

Создается поэтому убеждение, что скептические выс­казывания по поводу активности сознания, которые при­надлежат некоторым из ведущих теоретиков нейрокибер­нетики, отнюдь не вытекают логически из основных положений этой дисциплины. Они являются скорее выра­жением лишь определенной неадекватности исходных теоретических позиций и неточностей в понимании при­роды сознания, которые эти исследователи допускают.

Если, однако, сознание не эпифеномен, а активный фактор мозговой деятельности, то каково же его отно­шение к активности «бессознательного»? Здесь мы огра­ничимся напоминанием только одного тезиса, который в плане дискуссии с психоаналитической школой имеет принципиальное значение.

Не подлежит сомнению, хотя в литературе этот мо­мент редко подчеркивается и может быть для сторонни­ков психоанализа неожиданным, что одной из ошибок фрейдизма явилось поразительное упрощение пробле­мы связей между сознанием и «бессознательным», резкое сужение диапазона разнотипных, выступающих здесь от­ношений. Вся трудно вообразимая и внутренне противо­речивая сложность этих отношений была сведена теори­ей психоанализа к единственной динамической тенден­ции — к функциональному антагонизму сознания и «бессознательного», к учению о «вытеснении» как об ос­новном эффекте этого антагонизма и к представлению о символике как о главном способе преодоления «бессоз­нательным» разнообразных запретов, которые на него налагает сознание. Такое ограничивающее понимание должно быть отклонено не только потому, что вступает в противоречие с принципами эволюционного подхода, но и потому, что все без исключения объективные исследо­вания неосознаваемых форм психики и высшей нервной деятельности подтверждают существование между созна­нием и «бессознательным» взаимодействий, носящих ха­рактер как функционального антагонизма, так и функ­циональной синергии. Последний тип отношений преобладает в условиях нормы и необходим для адекватной организации самых различных форм адаптивного пове­дения.