Пробуждение
Шрифт:
Но вдруг тишина оборвалась. Из морока за линией света выступил молоденький солдат. Раньше, до побега под землю, Мари сочла бы его довольно симпатичным — высокий, с широкой грудью и сильными плечами. Покопавшись в задурманенной происходящим памяти, девушка вспомнила, что этот солдат недавно общался с ней у Комнаты Развлечений. А раньше, кажется, он вез ее на каталке. Да, точно, тот самый Конвоир! Или нет? Они здесь все на одно лицо…
— Куда идем, красавица? — спросил военнослужащий, молодцевато засовывая большие пальцы за крылья камуфляжной безрукавки; автомат небрежно висел у него за плечом.
— В
— А зачем? — солдат приблизился, разглядывая девушку почти вплотную. — Вы же после просмотра фильма? Вам необходимо спать.
— Меня попросили, — продолжая играть зомбированную дуру, бесцветно произнесла Мари. — Я должна зайти к господину Управляющему.
Военный помрачнел, отступил на шаг.
— Мы предупреждены, — с видимым напряжением сказал он. — Вы посетили душевую?
— Нет, — тем же тоном ответила удивленная Мари.
Едва сдержалась, чтобы не спросить «зачем?» — вряд ли зомбированный человек способен на диалог. В следующую секунду догадалась, к чему этот вопрос. Это вызвало легкую панику: хотя и знала, на что идет, но готовой не была.
— Идем со мной, — приказал солдат.
Нервно оглянулся на своих товарищей, сидящих на скамье у входа в зал. Те хранили молчание. Один — может быть, Мари показалось во мраке — глумливо заулыбался.
Внутренне сжавшись, девушка пошла за военным. Если раньше, после близости с Давидом, она сдерживала эмоции, то сейчас… Ноги словно прилипали к полу, по всему телу разливалась истерическая усталость. Сбежать бы. Но куда? Над головой миллионы тонн земли и бетона, а над ними — смертоносная стихия. Куда-нибудь в подземелья? Но там, если вспомнить выражение одного из похитителей Лизы, есть другие уровни, возможно, более страшные, чем здесь. И надо же было самой придумать авантюру и согласиться на нее?! В объятиях близкого человека становишься такой беззаботной, что даже не возникает мыслей об опасности. «Пойду к Управляющему и разведаю обстановку» — ее слова. Ну почему она раньше не подумала о том, что без Давида Убежище станет логовом всевозможных страхов? Дура такая!
Они углубились к центру пещеры, миновав еще четыре поста солдат. Мари частенько смотрела фильмы про войну и любила боевики, потому на миг задалась вопросом: почему не останавливают и не спрашивают пароль? Когда во тьме обрисовались монструозные контуры Бункера, к девушке пришло понимание. «Здесь все знают, куда я иду! Эти шелудивые псы знают, что Управляющий хочет меня…» Если бы не смертельная бледность, щеки давно горели бы краской. Кулаки сжимались от бессильного бешенства, грудь раздирало от сдерживаемых рыданий. Но Мари упрямо шла за военным. Прищуривалась, чтобы не расплакаться, и с ненавистью глядела ему в спину.
Полос-светильников стало немного больше. Их скудного света хватало, чтобы рассмотреть неровный каменный пол, изредка имеющий следы полировки. Показался так называемый перекресток — нарисованный фосфоресцирующей краской громадный круг. На нем толстыми стрелками отметили направление к коридорам секторов. Здесь также дежурили молчаливые солдаты. Они, не сговариваясь, повернули головы и посмотрели девушке вслед. Знают!.. Мари отчаянно захотела взвизгнуть и позвать на помощь. Но кто сюда придет? Помощь — вот она, в камуфляже
— Теперь налево, — тихо сказал «проводник».
Он вел ее не к общим душевым — предназначенные для «зэков» строения остались далеко позади. В сотне метров от сумрачной стены Бункера возвышался кирпичный домишко с дверью из легкого пластика. Сопровождающий потянул створку на себя и жестом пригласил Мари. Внутри оказался короткий коридор с четырьмя дверями по бокам и широким камнем в конце. Горели сразу два светильника — невероятное расточительство, учитывая, что даже в столовой не размещали больше одной лампы на сорок-пятьдесят шагов. Отвыкшая от такого обилия света бельгийка прикрыла слезящиеся глаза. Едко пахло сыростью и какой-то косметикой, над полом стелился едва заметный пар.
— Для кого, а? — спросил похожий на большой пончик солдат.
Он сидел на стуле у дверей и небрежно поигрывал автоматом. Света в помещении хватало, чтобы читать книгу, но служивый явно предпочитал пищу для тела пище для ума.
— Из Четвертого, — ответил Конвоир Мари.
Для толстого, по-видимому, это что-то значило.
Он удивленно поднял брови и насмешливо причмокнул, глядя на девушку:
— Не на растопку, значит. Повезло бабенке. Хоть лично мне было бы жалко портить такую фигуру. Вон — бедра такие, что ух! А не…
— Это дело главных — кого в растопку, а кому — на стол, — заметил Конвоир. — А твое — открывать заслонки.
Пончик обиженно засопел. Сверля глазами сопровождающего, поднялся и двинулся по коридору. Дорогой бормотал что-то о несправедливом распределении обязанностей.
— Я ведь капитаном был, — пожаловался он, не поворачиваясь. — Четыре операции прошел. А ты — долбаный сержант. Вот почему судьба так распорядилась, что всего лишь за какой-то месяц ты стал главнее меня, а?
— Можешь у Отцов спросить, — предложил «проводник». — Они тебе все популярно объяснят.
— Как же, спросишь, — заворчал толстяк. — Они любого, кто лишний раз кашлянет, на растопку отправляют.
— Значит, не спрашивай.
Мари к диалогу почти не прислушивалась. Холодный ужас захлестнул ее еще при первых словах. «На растопку? На стол? Бедра им мои понравились?!» Ее обсуждали даже не как породистую собаку на выставке (некоторые шовинисты иногда позволяют себе такое), а как предмет мебели. Некачественный стул — в печку, качественный… куда? Желание сбежать сменилось спокойным и циничным «умереть на месте». Свалиться просто здесь, на полированный камень, и отдать концы. И никогда больше не увидеть этого странного пугающего места.
Толстяк тем временем загрохотал чем-то тяжелым. Под полом заклокотало. Из ближайшей двери раздался шум воды, он показался Мари ангельской музыкой. Какие невзгоды ни преследовали бы ее в жизни, душ и ванная всегда наилучшим образом лечили последствия стрессов. Войти под прохладную — в Убежище вода никогда не была горячей — струю. Поднять лицо, отряхнуть потяжелевшие волосы. Пусть бежит щекотливый ручеек: по груди, в ложбинку, на живот. Счастливо охнуть, едва вода заскользит по спине и ягодицам. Забыть обо всем на свете. Оставить для себя только монотонную мелодию звенящих капель.