Пробуждение
Шрифт:
— Раздевайтесь, — скомандовал Конвоир.
Мари содрогнулась и обратила свой взор на него. Она никогда не была особо застенчивой. Но приказ раздеться в присутствии двух мужчин застал ее врасплох. Даже помня, что должна казаться «зомбированной», бельгийка не смогла бы заставить себя обнажиться. Особенно после произошедших в Комнате Развлечений постыдных событий.
Пауза затянулась, и Мари чувствовала это. Что будет, если они поймут, что девушка не загипнотизирована?
— Раз-де-вай-тесь, — повторил солдат.
Пончик глазел, не скрывая похотливо
Лицо Мари превратилось в безжизненную маску. Очень медленно — каждая мышца боролась со слабостью — руки легли на пуговицы пижамы. Пальцы двигались рывками, не желая сгибаться. Верхняя пуговица высвободилась из петлицы, зашелестел воротник. Еще одна. Обнажился простенький казенный лифчик. Кожа покрылась пупырышками, лопатки непроизвольно сжались. Закинув руку за спину и нащупав застежку, Мари была уверена, что расстегнуть ее не сможет. Прошла секунда, вторая, и белая тряпочка упала на пол. Толстяк возбужденно задышал, «проводник» внешне остался спокоен, но отчего-то отвел глаза. Живот свело, когда резинка штанов прокатилась по бедрам и соскочила со щиколоток. Самым тяжелым было сдержать рефлекс и не прикрываться руками.
— А она красивее вчерашней, — констатировал толстяк, приближаясь на опасную дистанцию. — У вчерашней складки были на животе. Фу! Не люблю таких. А эта — ничего. Я бы с ней…
— Ты бы с ней ничего не сделал, — закончил фразу Конвоир. — Это Четвертый сектор.
— Да знаю, — вздохнул дежурный. — Суй уже свою дамочку под воду и катись отсюда задницу Отцам лизать.
Он прошел мимо девушки и как бы невзначай задел ее ладонью по ягодице. От соприкосновения с потливой кожей мерзавца Мари едва не стошнило. Хорошо, что «проводник» приказал ей следовать в душ.
Вип-душевая почти не отличалась от общественных. Здесь, так же как и везде в Убежище, вода лилась из широкого бетонного раструба под потолком; ни металлических, ни пластиковых труб видно не было, словно жидкость подавалась по невидимым желобам. Имелось только два отличия. Во-первых, под привычным светильником на стене размещалось не маленькое, размером с дыню, а большое, в человеческий рост зеркало. Во-вторых, присутствовали дорогие гели, шампуни и туалетная вода европейских производителей. Это немало удивило бельгийку, успевшую привыкнуть к спартанским условиям Убежища. Наверняка таинственные Отцы, о которых болтали солдаты, не обделяли себя плодами погибшей цивилизации.
Наличие косметики привело девушку в восторг. Как иногда мало нам надо, чтобы позабыть о горестях, ожидающих всего в шаге от нас. Единожды Мари едва не запела, пританцовывая под игривой струей. И чуть не завизжала, увидев, что дверь в душевую открыта, а на нее таращится толстяк.
— Ты не бойся, — быстро сказал он. — Дружок твой отошел проверить посты. Так что у нас с тобой есть несколько свободных минут. Не пойдешь же ты прямо к Отцам в таком состоянии. Надо тебе немного спустить пар, а?
Мари хранила молчание. Вода тяжелым каскадом разбивалась о ее волосы.
— Молчишь,
Бельгийка словно приросла к полу. Скользкая рука на груди обжигала похуже раскаленного тавра. Истерика била ее мелкой дрожью. Сжать бы кулак, дать этому борову в висок, полоснуть ногтями!..
— Не хочу тебе личико портить, — прошипел толстяк. Мясистая харя наклонилась к Мари. — Фингал заметят. А вот то, что ты более готова к процедуре, чем после промывки мозгов на фильме, этого никто не поймет. Поворачивайся!
Бельгийка медленно развернулась. Из горла вырвался неопределенный хрип. Мысли беспорядочно заметались, ища выход. К сожалению, в душевой не нашлось ничего, чем можно было бы огреть урода.
Ее схватили за шею, с силой надавили. Вода хлестала по незащищенным плечам, сглаживая дрожь от рыданий. По лицу покатилось колючее, щеки обожгло таким стыдом, что переживания из-за связи с Давидом показались детскими. Но она осталась стоять, боясь, что, если упадет на колени, потеряет последнюю связь с реальностью. Стерпеть! Перенести позор. И выбраться отсюда…
Лязгнул язычок армейского пояса. Прожужжала «молния».
— Оставь ее, — сквозь шум воды пробился знакомый голос.
Конвоир вернулся! Мари была готова, как есть голышом, броситься ему на шею. Пусть он разобьет этой жирной свинье всю морду! Пусть вырвет ему глаза! А потом придет Давид и сломает этим сволочам ноги! И унесет ее на край света, где будет светить яркое солнышко и никогда не наступит темнота…
— Ну что ты за человек, а? — сказал толстяк, словно сплевывая. Мягкая ручонка убралась. — Не мог хотя бы пять минут побродить, а? С жирненькой не дал поразвлекаться, а теперь и с этой не даешь. Совести у тебя нет, а?
— Четвертый сектор неприкасаем для низших, — отрезал спаситель. — Изменишься до конца — тогда и приходуй пленниц. А сейчас отвали к себе на пост. Воду пока не отключай.
Толстяк вышел из душевой, на ходу застегивая мокрую одежду. Мари покорно стояла, смотря в стену и ожидая приказа. Вопреки ее надеждам, что солдат сейчас предложит полотенце; произошло нечто худшее.
Девушку пнули под колени, отчего она упала лицом вниз. Сверху навалилось тяжелое тело Конвоира. Грудь прижалась к холодному камню, зубы вонзились в нижнюю губу, и проскользнула мысль: «Я здесь — никто, меня используют и убьют».
— Сам ты кто после этого, а? — донеслось со стороны двери.
— Возвращайся на пост, — хрипя, скомандовал солдат. — И не вздумай подглядывать.
Дверь захлопнулась, остался лишь шум воды. Мари скривилась, уже не сдерживая рыдания.
— Теперь кричи! — шепнули ей на ухо. — Завопи погромче!
Кричать оказалось очень легко. Мари забилась под насильником, пытаясь отползти. Царапнула ногтями по мокрому полу.
К ноге прижалось что-то очень холодное. Стальное? Какой-то жуткий инструмент садиста!