Проданное счастье
Шрифт:
— Ладно, было приятно с тобой поболтать, но надо в центр. Переподписать договор.
— Ты слишком много уделяешь внимание этим договорам. Суррогатные матери с центром их подписывают, еще ты.
— Я хочу себя обезопасить. Не очень будет приятно потом обнаружить у себя на пороге дома суррогатную мать, которая вдруг почувствовала себя лишенной детей, которые по сути ей неродные. Но ты же знаешь наш гуманный суд, он может все решить в пользу «матери», если будет в хорошем настроении. Иногда меня прям бесит наша система.
— Суррогатной матери
— Маша, пусть это будет моей навязчивой мыслью.
— Поступай, как тебе удобно. Уверена, что никаких проблем не будет.
— Что? — Оксана вскидывает на меня большие изумленные глаза, опускает их на договор. — Вы не понимаете что ли, что во мне два ребенка! Два, а не один! Это двойная нагрузка на мой организм. Я растолстею, у меня итак гормоны скачут как ненормальные! И вы мне за это предлагаете всего лишь пятьсот тысяч! Да я на вас в суд подам! Аборт сделаю!
Я спокойно перевожу взгляд на напряженную Мальцеву. Она готова взглядом убить Оксану, слишком зло смотрит на женщину напротив себя. Реакции в принципе ожидаемая.
— Если вы сделаете аборт, уважаемая Оксана Викторовна, то мой клиент на вас подаст суд за несоблюдение условий договора. Еще потребует компенсацию за моральные переживания. Тысяч на триста, наверное, по-божески. Еще вопросы есть? — сужаю глаза, давя взглядом на бледнеющую Оксану. Она сразу же немного теряет свой боевой настрой, кусает губы.
— Мне нужны деньги.
— Клиенту нужны дети. Здоровые, рожденные в срок. В ваших интересах получить сумму после родов. Сейчас вам готовы перевести на счет пятьсот тысяч в виде аванса.
Оксана еще раз перечитывает договор. Внимательно так, вчитывается в каждую строчку. Наверное, ищет за что ухватиться, чтобы вытянуть из меня побольше денег.
Меня не интересуют причины, побудившие молодую женщину принимать мои условия, главное результат. Он меня вполне устраивает.
— Вы подписываете договор, в котором полностью отказываетесь от детей, — равнодушно смотрю на взволнованное лицо Оксаны.
Она задумывается буквально на минуту, потом берет ручку и ставит свою подпись. Вскидывает на меня глаза. В них растерянность, неуверенность в правильном выборе, сомнения, раздирающие душу на части. Мне все равно до ее чувств, только что она продала свое право называться даже условно матерью моих детей. Ведь не исключал такого варианта, что в течение беременности Оксана может вдруг почувствовать материнские чувства к крошкам внутри себя.
Забираю бумаги, проверяю правильность подписи, довольно хмыкаю. Теперь только ждать.
— Когда вы переведете деньги? — глухо спрашивает женщина, напряженно в меня всматриваясь.
— Сегодня вечером деньги поступят на ваш счет, — одариваю Мальцеву лучезарной улыбкой, Оксане киваю головой. Теперь можно домой, отдохнуть, а утром у меня самолет в Сочи. Разговор с Верой Семеновной
— Добрый день, Вера Семеновна, — теща радостно улыбается, видно, что ей приятно меня видеть.
— Проходи Натан, не стой на пороге. Чай — кофе? — пожилая женщина суетится, волнуется.
Мы не виделись с ней с момента похорон. За это время Вера Семеновна не сильно изменилась, только в глазах нет прошлой энергии и любви к жизни. Эля была ее единственной дочерью. Наши дети всегда были ей в радость, не отказывалась с ними сидеть, когда мы все приезжали в Сочи. Сама приезжала по возможности. Главное, что мы с ней были всегда в нормальных отношениях, не как мать и сын, но и вражды между нами никогда не возникало.
— Как вы поживаете? — захожу в зал, осматриваюсь.
Ничего не изменилось с последнего моего пребывания здесь, только одно выделялось: фотографии Эли, Эмилии и Эльмира, стоящие в рамках на комоде. Сразу становится тоскливо, сердце сжимается от позабытой боли. Подхожу ближе, беру фотографию жены.
Красавица… Улыбается мне приветливо, в глазах любимые искорки. Как же я мне не хватает ее. Перевожу взгляд на детей, не сразу удается сделать вдох. Мои ангелочки…
— Я каждый день на них смотрю и мне кажется, что они просто где-то в другой стране, где нет ни связи, нет возможности приехать, — Вера Семеновна замирает рядом со мной.
— Я убрал все фотографии. Уехал из Москвы, оставил фирму, начал жизнь с нуля. Не сразу все получилось, порой мне казалось, что ничего не получится. Смена места жительства не изменит себя изнутри. Немного приходил в себя, благо рядом были близкие друзья.
— Встретил кого-то? — вопрос заставляет отвернуться от фотографий, словно меня сейчас спрашивают, изменял ли я своей жене. Эле никогда не изменял, а после ее смерти… С Майей хотелось серьезного, не получилось. С Кирой… С Кирой все никак не встретимся, то она занята, то я занят. И главное мы не обижаемся друг на друга, ведь изначально было договорено — никаких претензий.
— Нет, — почти правду говорю. О Майе не хочу вспоминай, она для меня как лучик света, который в определенный период жизни освещал мне путь вперед. Потом поняла, что я смогу дальше идти на ощупь и исчезла с моей жизни.
— Я никого не встретил, но при этом желание иметь семью у меня не пропало, — подхожу к креслу, присаживаюсь. Вера Семеновна садится рядом на диван, внимательно меня слушает.
— У меня летом родятся двое детей. Двойняшки.
— О, Натан, поздравляю! А ты говорил, что никого не встретил, — женщина действительно радостно улыбается и действительно разделяет эту радость со мной. Ладно с Никольской говорить о суррогатном материнстве, она этот путь прошла, понимает мои страхи сомнения, радости и переживания. Алиев пока не так отзывчив, но от него тоже не скрываю изменения в жизни. Вера Семеновна все же человек старой закалки, когда для детей должна быть семья, когда все происходит традиционным способом.