Продавец надежды. Найти смысл жизни в мире, где тревога – норма, а спокойствие – бунт

Кури Аугусту

– Не знаю. Я никогда об этом не думал.

А незнакомец продолжал:

– Мы работаем, покупаем, продаем, строим отношения с другими людьми, говорим о политике, экономике и науке, но на самом деле остаемся детьми, которые играют пьесу жизни, не понимая всей ее сложности. Мы пишем миллионы книг и храним их в громадных библиотеках, но все же мы дети. Мы почти ничего не знаем о себе. Мы – миллиарды детей, десятилетие за десятилетием играющих на этой удивительной планете.

Самоубийца задержал дыхание. Кто он на самом деле? Как он жил? Жулиу Сезар Ламберт – так его звали – имел острый проницательный ум. У него была многообещающая научная карьера, его кандидатская и докторская диссертации получили отличную оценку. Аспиранты

и докторанты боялись его едких критических замечаний. Он гордился своим интеллектом и считал его главным своим достоинством. А теперь он чувствовал себя на ученом совете, председателем которого был бродяга в лохмотьях. Он ощутил себя беззащитным ребенком, который напуган и не представляет, что ему делать. Но впервые в жизни Жулиу Сезар Ламберт не пришел в ярость, когда его назвали ребенком. Напротив, согласившись с этим, он испытал удовольствие. Он уже не был безнадежным человеком, он был человеком, который возрождается.

Глава 4. Потери

Безумие можно лечить только тогда, когда оно становится явным. А Жулиу Сезар до этого прятался за своим красноречием, культурой и ученой степенью. Теперь он начал сбрасывать свои маски. Но ему предстоял долгий путь.

Солнце уже заходило за горизонт, а на вершине здания Сан-Пабло отменялось самоубийство. В этот момент человек, который спас Жулиу Сезара, заметно погрустнел и произнес: «Двадцать». Заинтригованный Жулиу Сезар спросил:

– Почему вы все время называете разные числа?

Собеседник помолчал, прежде чем ответить. Он посмотрел вокруг, наблюдая, как зажигаются и гаснут далекие огни. И протяжно вздохнул, как будто хотел быть одновременно везде, чтобы не дать огням погаснуть. Потом внимательно посмотрел на Жулиу Сезара и мягко сказал:

– Почему я называю числа? За то короткое время, что мы стоим на крыше этого высотного здания, двадцать человек навсегда закрыли глаза. Двадцать человек отобрали у себя жизнь. Двадцать человек лишили себя права на защиту – так пытался поступить и ты. Они когда-то играли, любили, плакали, сражались, отступали… А теперь они – только болезненный след в памяти тех, кто остался.

Жулиу Сезар был окончательно сбит с толку. Кто этот человек? Что пережил он на своем веку? Острый ум профессора безуспешно пытался идентифицировать незнакомца. И вдруг тот заплакал. Это было неожиданно: в нем чувствовалось столько силы! Через него как будто проходила вся невыносимая людская боль. Казалось, он чувствовал трагедию родителей, которые потеряли детей, и несчастье детей, оставшихся без родителей. А может, незнакомец просто плакал, вспоминая свои собственные утраты.

Слезы бродяги совершенно обезоружили Жулиу Сезара. Он вспомнил свое детство, и воспоминание оказалось слишком сильным. Он тоже позволил себе расплакаться. Как редко он плакал вот так, совершенно не заботясь о том, что подумают о нем другие. У этого человека были глубокие травмы.

– Отец играл со мной, целовал и называл «любимым сыночком».

А потом, глубоко вздохнув, Жулиу Сезар рассказал то, о чем рассказывать было нельзя, то, о чем не знали даже его ближайшие друзья. Эти события, похороненные заживо в его памяти, определили его видение мира.

– Отец ушел без объяснений, когда я был совсем ребенком, – продолжил он. – Я смотрел мультики и услышал из его комнаты громкий звук. Я пошел посмотреть, в чем дело, и увидел, что он лежит на полу весь в крови. Мне было всего шесть лет. Я стал кричать и звать на помощь. Мамы не было дома, и я побежал к соседям, но так волновался, что они не сразу поняли, почему я так кричу. Моя жизнь только началась, а у меня уже отняли детство. Мой мир рухнул. Я теперь ненавидел мультики. У меня не было братьев и сестер. Бедной маме пришлось уехать на заработки за границу. Она изо всех сил поддерживала меня, но, когда мне исполнилось двенадцать лет, умерла от рака. Я вырос у тети с дядей. Потом жил то тут, то там, всегда

оставаясь чужим, у меня не было своего дома. Я был раздражительным подростком, семейные праздники меня не интересовали. Да и какая тут семья – я был скорее домработником без права голоса.

Жулиу Сезар стал агрессивным. Он мало общался со сверстниками и взрослыми, был застенчив и нетерпим. Ему казалось, что он некрасивый, что его никто не любит. Учеба стала его отдушиной. Ему удалось поступить в университет, где он стал блестящим студентом. Днем он работал, по вечерам ходил на занятия, по ночам и в выходные корпел над книгами…

– Я посрамил всех своих насмешников. Я стал умнее и успешнее, чем они. Я был отличным студентом и стал уважаемым преподавателем. Мне завидовали и меня ненавидели. А многие мной восхищались. Я женился, у меня родился сын Жуан Маркус. Но я не стал хорошим мужем и отцом. Год назад я влюбился в студентку на пятнадцать лет младше меня. Я был в отчаянии. Пытался ее соблазнить, купить. Долгов понаделал. Потерял все доверие, всю уверенность в завтрашнем дне… и вот она бросила меня. Весь мир рухнул. Моя жена узнала об этой интрижке и тоже ушла от меня. А когда это случилось, я понял, что все еще люблю ее. Я не мог дать ей уйти! Пытался начать все заново, но она устала от толстокожего интеллектуала, депрессивного пессимиста, да еще и банкрота. И ушла.

Жулиу Сезар позволил себе разрыдаться – впервые в жизни после смерти матери. Он плакал, вытирая слезы правой рукой. Никто не знал, как глубоко несчастен блестящий профессор. Он продолжил беспокойно:

– Мой сын Жуан Маркус стал употреблять наркотики. Он был агрессивен и часто упрекал меня за то, что я никогда не играл с ним в детстве, не говорил ему ласковых слов, не был ему товарищем и другом. Несколько раз он лежал в клинике. Сейчас он живет в другом штате, а меня и знать не хочет. Так что с шестилетнего возраста меня только бросают и бросают. То по моей вине, то совершенно безвинно.

Он говорил искренне, обнажая душу перед незнакомым ему человеком.

Когда Жулиу Сезар закончил, то будто прокрутил в своей голове фильм. Он вспомнил отца, каким его видел в последний раз, – эти кадры в течение долгого времени будто хранились в архиве. И вспомнил, как еще долго после смерти отца днями и ночами звал его. Мальчик вырос, держа на отца обиду, чувствуя к нему гнев и считая, что именно ему, Жулиу Сезару, придется пережить в будущем всю невысказанную отцовскую боль.

А теперь он сам повторяет отцовский поступок. Прошлое оказалось сильнее, чем блестящая академическая карьера. Острый ум не дал покоя душе. Он был зажатым, импульсивным, напряженным человеком. Эту броню не удалось пробить его психиатрам и психологам. Нередко он в лицо смеялся над ними, считая их выводы слишком простыми для такого интеллектуала, как он. В чем-то убедить такого человека – задача не из легких.

Вывернув душу наизнанку перед незнакомым бродягой, профессор снова закрылся, готовясь услышать от собеседника непрошеные советы из серии «помоги себе сам» и прочие бессмысленные рекомендации. Но незнакомец и не собирался этого делать. В минуту, когда шутить, казалось, невозможно, он выдал:

– Дружище, да у тебя большие проблемы.

Жулиу Сезар слабо улыбнулся. Такого он не ожидал. Советов не было.

Но было понимание: пусть незнакомец и не может ощутить его боль, он точно что-то знает о потерях и расставаниях.

– Я знаю, что такое потерять человека. Кажется, что весь мир рушится прямо нам на голову и никто нас при этом не понимает!

Слезы вновь проступили в его глазах, он смахнул их руками. Видно, пережить ему пришлось не меньше, чем сегодняшнему самоубийце-неудачнику.

Жулиу Сезар, немного придя в себя, повторил вопрос:

– Скажите, но кто же вы?

В ответ тишина.

– Вы психиатр или психолог? – Жулиу Сезару показалось, что он разговаривает с необычным специалистом.

– Нет, – короткий ответ.