Проделки на Кавказе
Шрифт:
Конечно, образ А. Бестужева завуалирован, но если уж мы сделали такое допущение и нам известен прообраз, то легче становится найти близость литературного героя к его живому прототипу. Начнем с очевидного: Е. П. Лачинова сохранила у них обоих одно имя—Александр. Больше того, она оставила неизменным в романе и имя матери А. Бестужева — Прасковья.
Е. П. Лачинова доносит до нас в романе и одиночество опального декабриста. Оно особенно явно в отношениях между братьями, которые так же далеки друг от друга, как были далеки Александр и Павел Бестужевы. Александр был добр, великодушен, полон родственных чувств, порою даже нежен. Павел же замкнут, сух и отвечает
«Об этом оттенке в отношениях между братьями,— пишет писатель А. Титов,—Е. П. Лачинова также могла узнать от самого А. А. Бестужева, который, по собственному признанию, легко открывал душу перед нравившимися ему женщинами»1.
В первоначальном варианте «Проделок на Кавказе» близость образов братьев Бестужевых и братьев Пустого- родовых была видна яснее. Младший Пустогородов не приезжает к Александру из России, а служит, как и он, в Кавказском корпусе, подобно тому, как вместе с А. Бестужевым служил его брат Павел. Но затем Е. П. Лачинова постаралась убрать «мостики», которые вели к раскрытию образа Александра Бестужева.
И все же, как мы видели, некоторые из них остались. Вот еще одно совпадение. В романе «Проделки на Кавказе» показаны нежные отношения А. Пустогородова и двух горских детей, которых он взял из разоренного аула и привязался к ним, как к родным. Но ведь в свое время образ А. Бестужева окружала легенда о том, что он приютил у себя горскую девочку. Приютил все из-за того же одиночества, что мучает и А. Пустогородова.
Итак, совпадений много. И они не оставляют сомнений в том, что А. Бестужев,— как писал А. Титов,— был не только героем устных легенд, созданных о нем современниками, но и главным действующим лицом целого романа, продолжавшего ту же борьбу с режимом Николая I, которой посвятил свою жизнь друг и соратник Рылеева»2,
Роман был написан русской женщиной.
Передовые русские женщины девятнадцатого века не были рабами туалетов, модных салонов, танцев, балов и прочей великосветской чепухи. Нет! Русские женщины были до глубины души преданы своей родине, ее боль была их болью.
Княжна М. Волконская, княжна Трубецкая и другие жены декабристов совершили гражданский подвиг, отправившись за мужьями в Сибирь.
А Лачинова? Разве она не совершила гражданский подвиг, выпустив такую смелую книгу?
1 Титов А. Александр Бестужев — герой забытого романа, с. 137,
8 Там же.
И последняя тайна, которую открыли лишь спустя полтора столетия. Тайна псевдонима. Почему все-таки Е. Хамар-Дабанов, а не какой-либо другой?
Ответ на этот вопрос мы можем получить, читая, например, такой абзац в книге С. Голубова «Бестужев-Марлинский»: «Ночь в Иркутске на 24 ноября (1827 года) была необыкновенной ночью в жизни братьев Бестужевых. Сколько рассказов, и какие рассказы! Сколько горечи, радости, надежд и отчаяния, смеха и слез!.. Перед рассветом простились... Николай и Мишель выехали из Иркутска верхом кругоморской дорогой - переправа через Байкал была невозможна, и подоблачный хребет Хамар-Дабан стоял у них на пути»1.
Все декабристы, сосланные в Сибирь, не миновали этого хребта. И был он для них символом тяжелого, бесконечно далекого пути. И только тот, кто в снежную метель ехал на лошади
Е. П. Лачинова узнала о нем от Александра Бестужева. А цензору он был незнаком. Да и разве обязан был литературный цензор знать все хребты и горы на карте России?
Разве мог он предполагать, что в самом псевдониме таился декабристский символ?
Сергей Бойко
1 Голубое С, Бестужев-Марлинский, с. 279
Часть первая
I
Москва и события предшествовавшие
О вы, почтенные супруги!
Вам предложу мои услуги;
Прошу мою заметить речь:
Я вас хочу предостеречь.
А. Пушкин
«Нет, матушка, воля ваша, я не могу продолжать служить!» Вот что говорил кавалерийский офицер лет двадцати пяти, приехавший в домовый отпуск к матушке своей, Прасковье Петровне Пустогородовой. Это было зимой, когда, как русская патриотка старого покроя, Прасковья Петровна постоянно приезжала в нашу родную Белокаменную кушать откормленных и замороженных пулярд, каплунов, индеек и свиней, привозимых длинным обозом добрых мужиков из деревни в Москву в счет зимней барщины.
Прасковья Петровна, действительно ли, или притворно, ничего не слыхала и продолжала свои канвовые вычисления для ковра, который она делала по обету во время летней засухи, грозившей всеобщим неурожаем вотчине, где она ежегодно проводила лето.
Немного погодя опять послышался голос, умильно просящий и почти отчаянный:
— Матушка! Сделайте милость, позвольте мне выйти в отставку.
— Ах, Николаша, Николаша! Ты знаешь, что отец против этого! Ну, как он откажет тебе в содержании? Ведь имение все его! У меня ровно ничего нет: чем будешь жить?
Да что тебе так не хочется служить? А в отставке что будешь делать?
— Матушка! Зависимость состояния принуждает меня стараться склонить вас к тому, чтобы вы выпросили согласие отца на мое желание. Моя служба мне в тягость; однообразие жизни и обязанностей, это товарищество без дружбы, среди противоречия страстей, чувств, склонностей и видов, все это день ото дня делается удушливее для меня. Если бы я служил во времена незабвенной Отечественной
войны, страдания бивуачной жизни, лишения в походах, гром и кровь в битвах, трупы, устланные по полю сражения, пожары сел и городов, слава, венчающая счастливцев, награды, украшающие груди отличившихся, вот это усы- тило бы жажду, которая меня томит, в которой сам себе не могу дать отчета; но теперь я волочу жизнь угрюмую, неудовлетворенную. В настоящем все, что вижу, слышу, встречаю, несносно мне надоедает; от моей неудачной службы в будущем ничего не ожидаю и не предвижу. Я хочу обмануть тоску, развлечь ее разнообразием, и надеюсь, путешествуя по чужим краям, найти то удовольствие и развлечение, которых доселе тщетно искал.