Продюсер
Шрифт:
«Кстати, надо выяснить, почему она до сих пор не появилась…»
Митя на ходу достал мобильный телефон и набрал номер Кисс. Она не отвечала долго, слишком долго для молодой певицы.
— И эта зазналась! — яростно фыркнул Митя.
Подобные трюки прощаются певцам уровня Фарфорова, но не начинающим артистам. Даже если ты уже в двадцать лет победитель «Звездного конвейера» и «Звезды года». А когда с третьей попытки Митя дозвонился, девушка ответила ему настороженным шепотом:
— Алло? Кто это?
— Айя! Ты где? Это я, Фадеев! Где тебя носит? Ты уже должна быть в клубе!
— Митя,
— Вот блин! Конечно, я! Я-то в клубе. А вот где ты?
— Я дома, Митя.
Митя чуть язык не проглотил от избытка чувств.
— Дома??? Ты моей смерти хочешь? Давай сюда! Быстрее! Айечка! Прошу тебя! Умоляю! Приезжай скорее.
Более всего Мите хотелось, особенно после хамства Клима, сорваться. Но Фадеев знал, что с Кисс надо обращаться очень нежно и аккуратно. Безотказная во всем, что касается работы, она могла заупрямиться и вообще сорвать концерт, если чувствовала, что вместо встречи с искусством ей прочат «субботник» или визит в гнездо мафии. Она была девочка умненькая, несмотря на свою красоту.
— Нет, Митенька, я твоей смерти не хочу, — прошептала она, — но и за своей не поеду.
Митя опешил:
— Что??? Ты о чем? Айечка, умоляю. Ты меня без ножа режешь. Что случилось?
— Не могу тебе объяснить. Если скажу правду, ты все равно не поверишь. — Айя глубоко вздохнула и умолкла, а Митя насторожился.
Что-то в голосе девушки заставляло его напрячься. Он уже дошел до запасного выхода и лестницы, ведущей к Гарику в офис. Охранники ушли, поскольку теперь весь клуб защищался охраной Алимджана и его гостей, причем не хуже, чем какой-нибудь особо охраняемый объект, уж по количеству вооружения на душу гостей точно.
«Чем же тебя успокоить? Что вообще происходит?!»
В принципе, кто-то мог наплести ей об Алимджане, но интуиция подсказывала Фадееву, что Айя боится не заказчика. И его очень насторожил голос и странные интонации Кисс. Она и впрямь была в состоянии сорвать выступление, а тогда… тогда Фадееву предъявят все: и Фрост, и Ротман, и Алим…
По спине пробежал холодок.
— Айя, о чем ты говоришь? Кто тебя напугал? Что происходит?
— Мне сказали не приходить в клуб, Митя, — напряженно проговорила Айя и, кажется, всхлипнула, — иначе… иначе меня убьют!
Фадеев затряс головой:
— Чушь! Какая чушь! Айя! Это полный бред! Кто тебе мог сказать такую чушь? Вообще, кто взял на себя такую наглость?! Кто тебе может указывать? А?
— Мне может указывать только один человек. И это не ты, Митя!
— И кто же?
— Это Шлиц. Иосиф Давыдович! Это он звонил!
Брат
Артем развлекал охранников минут десять — пока Алимджан лично не подошел, не обнял его за плечи и не повел к столу. Моментально возле кресла-трона появился еще один стул и чистые приборы — в знак уважения олигарх усадил Павлова рядом. Артем огляделся, многих он знал — так или иначе, по делам, деловым встречам, вечеринкам или прессе. Но реагировали на него по-разному: Фрост сделал вид, что не замечает, и даже отвернулся, Ротман же, напротив, приветливо махнул рукой. Ну а в самом конце стола Артем заметил пару музыкально-телевизионных деятелей помельче, а рядом с ними не без удивления обнаружил Леню
Впрочем, Леня всегда четко держал нос по ветру: когда кремлевский флюгер даже еще не повернулся, а лишь слегка покачнулся в сторону Алимджана, он уже был рядом и кроил ему костюмы. Почуяв на себе взгляд, Леня быстро отыскал адвоката, заморгал своими бархатными ресницами и, загадочно улыбаясь, кивнул ему.
Артем повернулся к Фархутдинбекову:
— Извини, Алим, что пришел позже всех. Твои парни что-то сегодня чересчур бдительны.
Обычно Павлов не опаздывал никогда и никуда. По крайней мере, старался. И даже сейчас он пришел вовремя; но Алимджан начал вечер на минуту раньше, а после охрана уже не пропускала в клуб никого.
Алим тоже не опаздывал. Наоборот, он любил все начинать на пять минут раньше, чтобы выставить самых пунктуальных. Он тоже обвел взглядом всю компанию и наклонился к Павлову:
— Хорошо, что приехал, брат Артем. Ждал тебя. Как сам? Как отец?
— Папа вышел в отставку. Теперь занялся любимым делом.
— Каким же?
— Пчел разводит на даче. Говорит, всю жизнь мечтал. Знал бы, что так интересно, десять лет назад ушел бы на пенсию.
Алимджан тепло улыбнулся.
— Ай, молодец! Боевая косточка. Дай бог ему здоровья и долгих лет жизни. А мы вот говорим-толкуем. Прямо перед твоим появлением заговорили о шоу-бизнесе, понимаешь.
— Интересно. Я тоже сейчас вроде как занялся…
— Вот как? — хитро ухмыльнулся Алим. — Петь будешь? Плясать?
— Зачем петь-плясать? — серьезно ответил Павлов, пожалуй, даже слишком серьезно для столь праздничной атмосферы. — Я думаю продюсировать нескольких талантливых певцов.
— О! Это похвально. Это меняет дело, — оживился олигарх. — Кто же эти счастливцы?
— А вот один только что выступал здесь перед вами. Федор Климчук.
Алимджан не промедлил с ответом ни секунды.
— Ты ошибаешься, брат, — поучительно произнес он, — перед нами пел Клим Чук. Это — раз. И у него есть уже продюсер. Это — два. Извини, Артем, неудачный у тебя выбор. А кто второй?
Павлов стал еще сосредоточеннее и еще серьезнее.
— Второй? Точнее — вторая. Певица молодая. Зовут Айя Кисс.
Зрачки Алимджана еле заметно сузились.
— И тут ты промахнулся, Артемий Андреич. Ай-ай-ай. Как же так? Такой большой, умный адвокат — и такие ошибки делаешь.
— Алим, я ошибок не делаю, — еще более серьезно возразил Артем. — Моя профессия — ошибки исправлять. Причем чаще всего чужие.
— Тут ты прав. А как же быть с этими детьми? Клима я уже продюсирую. Он и живет теперь у меня. Эту девочку — Кисс — тоже буду.
Глаза Алима загорелись лихорадочным блеском, и Павлов ясно понял, что неожиданно зацепил самую больную струну Алимджана. Выпускать ее смысла не было, приходилось играть хоть какую-то мелодию.
— Интересно. А ты с вдовой Медянской уже все бумаги оформил?
Наступила пауза. Хуже того, Павлов посмотрел Алиму прямо в глаза. Такой взгляд тот не прощал никому. Исключение делал для членов семьи и нескольких ближайших друзей. Павлов в их круг не входил. Именинник чуть сильнее стиснул салфетку, которую держал в правой руке, после того как смахнул капли воды с губ, и равнодушно, даже холодно отвел глаза.