Проект «Левитация», или Будь как все

Гафутулин Наиль

– Вы развиваете у Филиппа интуицию, а как? – удивлённо переспросил Давыдов.

– Упражнениями. Простейшие из них: угадывание цвета шарика, который должен выкатиться из желобка; «пусто-густо», то есть, выбор, под какой из переворачивающихся сфер появится орех. Все из нас в детстве попадали в ситуацию, когда надо было угадать, в какой руке конфета. Так вот, всё то же самое, только с многократным каждодневным повторением.

– А сложные упражнения…

– Касаются погоды, других каких-то явлений. Но их тяжело оценивать. В «пусто-густо» всё просто, у Филиппа ещё недавно результативность была близка к девяносто четыре на шесть. Сейчас она снизилась до семьдесят три на двадцать семь, но, надеюсь, это временно, он просто протестует против чего-то. Но и это много.

Шестьдесят на сорок, вот результат, достижимый обычным ребёнком, а у взрослых и вовсе максимум пятьдесят пять на сорок пять. Ведь, как правило, процент угадывания близок к теории случайных чисел. А оценка сложных упражнений, ситуаций – эмпирическая. Например, выяснилось, что Филипп чувствует приближающееся несчастье. За день до гибели малышек он приготовил из бананов и кокосов подобие торта. Словно прощался с ними. А после смерти Клейна на весь день отказался от уроков. В то утро у него должно было быть первым рисование, до сих пор не удалось восстановить эти уроки. С ним такого раньше не происходило.

– Ещё бы он умел не только чувствовать, но и предотвращать смерть…

– Малышки были близнецами, а у них всегда особые отношения между собой. Филиппа они в свой мир не пускали. К тому же они были очень талантливы, значительно талантливей Филиппа во всём. Особенно ярко это проявлялось в телепатии…

– В телепатии?

– Да, – подтвердила Сумико, и с улыбкой спросила: – Вы удивлены?

– А как вы её развивали?

– Так же, как и интуицию, через упражнения, например, с мозаикой. Дети расходились по разным помещениям, один из них становился ведущим и получал рисунок-задание, начинал складывать по нему картинку из мозаики. Остальные, не видя ни задания, ни других работ, должны были повторить его рисунок.

– И получалось? – не выдержала Роуз.

– Да, конечно. Вам лучше поговорить об этом с Пилар, это её зона отвественности… – Сумико повернулась и, не найдя глазами мексиканки, продолжила: – У близняшек это получалось, как между собой, так и когда Филипп был ведущим. А вот сам он постоянно ошибался. Я потому и говорю, что девочки были значительно талантливее Филиппа. А это тоже своеобразный барьер, хотя сам Филипп этого, кажется, не чувствовал. Они над ним часто издевались, не раз доводили до слёз… Клейн, наблюдая за одной такой сценой, как-то сравнил Филиппа с телёнком, его отталкиваешь, а он всё равно тянется к тебе. Кстати, – японка посмотрела на Давыдова, – вы задали очень интересный вопрос. Предотвратить… За несколько дней до гибели Клейна я уезжала с острова. Вернулась накануне его приезда обычным путём, поднималась по той самой лестнице и, естественно, опиралась на перила. Тот участок невозможно пройти, не опираясь на ту злосчастную трубу. Меня она удержала, даже не прогнулась. Хотя что-то у меня тогда в душе ёкнуло, это точно помню. Может, предчувствие… Лестницу давно было пора укрепить, – закончила свой рассказ Сумико.

– Как Клейн относился к Филиппу? – спросил Давыдов.

– Безучастно. Он был финансист и видел в эксперименте только трату денег. Вера Андрэ-старшего в идеи Осмолова его раздражала. Нас он воспринимал как паразитов, присосавшихся к их фантастическим – это дословная его цитата – увлечениям. Разве что Маркса не вспоминал, с его праздностью, как профессией [25] .

– Это сказал Ленин, – автоматически поправил собеседницу Давыдов.

– О, вы же из России, вы должны лучше знать его труды.

25

Сумико путает К. Маркса с В. Лениным, в работе последнего «Империализм, как высшая стадия капитализма» действительно есть гневные строки о рантье, «живущих «стрижкой купонов», – лиц, совершенно отделённых от участия в каком бы то ни было предприятии – лиц, профессией которых является праздность».

– Вы изучали экономику?

– Нет. По образованию я медик, хотя всю жизнь мечтала быть художником, а здесь по просьбе профессора

пришлось заняться ещё и финансами, мои отчёты нравились Клейну… – тут Сумико была прервана Пилар, женщиной, игравшей в начале вечера на рояле. В лёгком, почти воздушном платье цвета морской волны, с зелёными глазами и ярко рыжими волосами, с заплетённой в волосы розой она походила на нимфу. Точнее, на сильно пьяную нимфу. Она дважды спотыкнулась, и от падения её спасла подошедшая Джевонс, которая вовремя подставила ей руку.

– Вы говорите о Клейне? – прервала она Сумико. – Почему «помолчи», – обратилась она к Джевонс, которая что-то тихо ей шептала, и вновь обратилась к гостям.

– Вы представляете, как расстроился Осмолов, – сказала она с сарказмом, – кстати, именно он вызвал полицию и даже хотел инициировать полноценное расследование, но его удержал Андрэ-младший. Догадайтесь, почему?.. – она пьяно улыбнулась. – Но Осмолов вряд ли успокоится, уж слишком вовремя Клейн шлёпнулся вниз. Ему теперь не отмыться. Кстати, будьте осторожнее…

– Пилар – подруга Осмолова, она тётя близняшек, сама из Мексики… Наполовину мексиканка, наполовину китаянка. Девочки были её троюродными племянницами из Китая. После их гибели она сломалась, боится, что и Филиппа ждёт такая же участь, – практически одновременно с монологом Пилар тихо произнесла Джевонс, виновато улыбаясь, будто это она выпила лишнего.

Тут Пилар стало плохо, она прикрыла рукой рот.

– Извините, – Сумико взяла мексиканку под руку и быстро повела к зданию.

– Я думаю, что у близняшек не было шансов, – одновременно с этим тихо произнесла англичанка. – Пилар привезла их уже почти одномесячными, именно поэтому она винит себя в их гибели… Но вы, наверняка, знаете о пренатальном развитии?

– Да, – ответила Роуз, – я сама, когда была беременной, слушала музыку.

– И как? – спросила Джевонс.

– Дочка очень музыкальная. Про «Времена года» Вивальди говорит, что «знала эту музыку всегда». А это мои любимые концерты. «Осень» у меня тогда даже была установлена вместо телефонного звонка.

– Вот то же самое мы создали для Филиппа. Его мать…

– А кто его мать? – прервал Джевонс Давыдов.

– Вика – русская сумасшедшая. Её нашли Осмолов вместе с Пилар, они познакомились с ней в Индии, в одном из ашрамов [26] . Все девять месяцев от зачатия до рождения Филиппа Вика была уверена, что живёт в мире левитантов. Под гипнозом её запрограммировали на то, чтобы она не «видела» бордовый цвет. Это сработало, как хромакей в студии. У нас до сих пор часть стульев этого цвета.

26

Ашрам в Индии – это что-то вроде дома или храма, в котором живёт баба, возглавляющий его, вместе со своими последователями и духовными преемниками. В классическом индийском ашраме люди занимаются духовными практиками и получают знания от гуру.

– Скорее, не сумасшедшая, а… – прервал её Пьер. Он на секунду задумался, – она как ребёнок в своём развитии. Верила всему, что ей говорили.

– Где она сейчас?

– В России, в сумасшедшем доме…

– А кто отец?

– Формально – я, – ответил Пьер, – но я к ней не прикасался. Это было искусственное оплодотворение.

– Ну да, Пьер у нас не любитель женщин, – усмехнулась Джевонс. – Но благодаря ему Филипп был зачат и родился здесь, на острове…

Пьеру, похоже, было неприятно её замечание, и он сменил тему разговора:

– Я ещё раз хотел бы извиниться за Пилар. Ей действительно тяжелее всех. Нас здесь восемь человек, и мы все уже надоели за эти годы друг другу до чёртиков.

Пьер хоть и обращался к обоим гостям, но смотрел практически только на Роуз. Он протянул ей и Давыдову небольшие шампуры, унизанные зажаренными до золотистой корочки кусочками мяса:

– Попробуйте, только будьте осторожны, они ещё очень горячие. Их лучше есть с острым соусом.

При ближайшем рассмотрении кусочки оказались маленькими рулетами из мяса.