Проект «Пианист»

Френч Кэт

– Я прочту. – Слова вылетели из ее рта прежде, чем она успела подумать о последствиях.

Если задумается, то никогда не наберется мужества.

– Ни за что, – отрезал Хал. – Блин, ни за что.

– Ну а кто еще тебе прочитает?

– Никто. Никто не прочитает, потому что мне абсолютно пофиг, что ей там надо.

Судя по тому, как Хал

разозлился – как раз наоборот. Хани и саму мучило какое-то извращенное мазохистское любопытство. Ей нужно было выяснить, что Имоджен испытывает к Халу.

– Хал, пожалуйста. Вдруг оно важно. Скорее всего, важно, раз твой брат потрудился его переслать.

– Да его просто Имоджен достала, он сам сказал. Вот и все.

– Ну же, Хал. Давай просто разберемся с письмом и пойдем дальше.

Он тяжело вздохнул, но больше спорить не стал. Молчание – знак согласия. Неохотного, вынужденного, но согласия.

Небольшой белый конверт выглядел вполне безобидно, однако Хани открывала его так, будто внутри лежала бомба. Бомба, способная причинить боль двум людям, оказавшимся поблизости.

Письмо было написано тем же изящным почерком, вероятно, отражавшим саму обладательницу. Хани вдруг пожалела о своей настойчивости. Стоит только прочесть – и слова врежутся в память навечно.

– Ты не должна, – прошептал Хал.

– Знаю. Все в порядке. Просто дай мне минутку.

Она глубоко вдохнула. «Я смогу».

– «Дорогой Хал», – начала Хани ровным голосом, потому что не хотела передавать чужие эмоции. – «Безумно жаль, что все так вышло. Мне нужно тебя увидеть… боже, не представляю, как ты об этом узнаешь, надеюсь, рядом найдется друг или сосед, чтобы прочесть. Или даже уборщик – я ведь знаю, как ты ненавидишь прибираться!»

Она на миг замялась, смущенная словами Имоджен. Хани не была уборщицей, даже не знала, может ли считаться другом Хала. Возможно, правильней назваться соседкой с привилегиями?

– «Я так по тебе скучаю. Возвращайся домой, милый. Вернись, твоя жизнь здесь, а не там, где ты сейчас спрятался. Нам всем – твоим родным, твоим друзьям – надо знать, что ты в порядке. Нечестно так закрываться. Как ты проводишь дни? Знаю, я напортачила, но мне нужно было время подумать. Теперь я справлюсь намного лучше. Дай мне еще один шанс, у нас еще все может получиться. Откроем вместе новый ресторан, наймем повара, чтобы занимался большинством дел. Ты так же будешь составлять меню, станешь креативным директором… все будет хорошо, Хал, обещаю. Это еще не конец, мы по-прежнему можем устроить жизнь, о которой мечтали. Ты, я, ресторан, знаменитые клиенты – помнишь?

Нам было так здорово вместе. Я не могу без слез вспоминать ту поездку в Венецию – лучшие выходные в моей жизни! У меня в спальне на стене до сих пор висят те жуткие уличные скетчи – помнишь, как мы смеялись, что они больше похожи на Чарльза с Камиллой, чем на нас?»

Хани перевела дух, тронутая деталями, интимностью письма. Хал уронил голову на руки, спрятав лицо.

– «Конечно, я не говорю, что теперь все будет так

же, но лучше попробовать, чем просто сдаться, правда? Боже, я знаю, как тяжело тебе пришлось после аварии, и хочу остаться рядом как твоя девушка… даже как твоя жена.

Хочешь, скажу секрет? Я не отменяла свадьбу, Хал. Просто не смогла. Все в силе и ждет тебя. Вернись. Вернись домой, ко мне. Туда, где тебе место, обратно к славе. Ты ведь так этого добивался и не можешь теперь просто отказаться от прежней жизни. Или от меня.

Я по-прежнему тут, жду тебя, люблю тебя, несмотря ни на что. Имоджен».

Дочитав последние слова, Хани прижала ладонь ко рту, почти жалея, что нельзя вернуть их обратно. Зачем она вообще рассказала Халу о письме?

– Несмотря ни на что, – мрачно повторил он. – В смысле «Я все равно люблю тебя, несмотря на то, что ты больше не видишь». Она, блин, всегда меня винила, с того самого момента, как я открыл глаза в больнице.

Хани ничем не могла ему помочь. Она никогда не встречала Имоджен, но судя по письму, та больше походила на обидчивую девочку-подростка, отчаянно пытающуюся цепляться за фантастическую жизнь, в которую въехала на горбу Хала.

– Чаю хочешь? – некстати предложила Хани.

Хал покачал головой и выдохнул.

– Лучше чего-нибудь покрепче.

От радостного настроения Хани ничего не осталось.

– Вина?

– Сложи письмо и убери, – приказал Хал, наконец взяв себя в руки. – Где моя рубашка? Мне пора.

– Хал, пожалуйста. Тебе не надо уходить, – попросила Хани, подавая ему рубашку.

– Думаю, мы оба знаем, что надо, – мрачно ответил он, резкими движениями продевая руки в рукава.

– Все хорошо, правда, – уверяла Хани, хотя хорошо ей точно не было.

– Не глупи, – устало отозвался Хал. – Ничего хорошего. Совсем. Ситуация дерьмо, и ты это знаешь. Не следовало мне приходить.

Хани не знала, что сказать. Он ведь прав. Ситуация ненормальная, дерьмовая, но почему Хал заявил, мол, не стоило ему приходить? Неужели уже жалеет о случившемся? Неужели все еще любит эту Имоджен? Все запуталось и смешалось в такой клубок, что Хани понятия не имела, как его распутать. Она смотрела, как Хал собирается, как замкнулся в себе, и мечтала повернуть время вспять.

– Прости.

– За что ты извиняешься?

Хани беспомощно пожала плечами:

– Не знаю.

– Тогда не извиняйся, – монотонно ответил Хал. – Это мне надо просить прощения. За то, что втянул тебя в свое дерьмо.

– Ты тоже не виноват, – поспешила заверить Хани, кладя руку ему на плечо.

<