Профессор по вызову
Шрифт:
Он! — с неописуемым облегчением поняла, оказавшись в его крепких объятьях. Он… Это он, мой спаситель! И разрыдалась от захлестнувших меня эмоций.
— Что с тобой? Птичкина… — бормотал он, сжимая меня в руках и перехватывая за талию, чтобы не уронить на пол. — Что случилось? О, господи, да ты вся горишь…
Я вдруг поняла, что и в самом деле горю — что меня не просто так лихорадило! Рука, накрывшая мой лоб, показалась ледяной, и меня по-настоящему затрясло от озноба, страха и возбуждения одновременно.
— Н-на пляже… п-простудилась…
И он спасал — вероятно, уже в моих фантазиях, потому что в реальности он никогда не стал бы так носиться со мной, никогда не стал бы так резко, дерганными движениями прижимать меня к себе — словно испугался, что я каким-то волшебным образом ускользну сквозь его руки. И никогда не стал бы шептать мне, опустившись на пол, раскачивая меня у себя на коленях и прижимаясь губами к моему горящему лбу:
— Шшш… не бойся… я здесь… всё будет хорошо, детка… Я с тобой… с тобой…
Глава 22
— Даже не знаю, что вам и сказать, мистер… такие резкие колебания температуры тела могут быть вызваны как переохлаждением, так и вирусом. Иногда даже сильным стрессом.
— Стрессом?
— Да. В редких случаях. Что совершенно не умаляет последствий этого… приступа. Чем бы он не был вызван, на фоне произошедшего у девочки могут развиться, к примеру… тромбозы. Или хроническая астма. Или нарушения нервной системы, что уже грозит частичным параличом. Или…
— Я понял, понял, доктор. Не нужно так подробно объяснять.
— Простите, но я договорю. Не знаю, какие между вами отношения, но если она была… беременна, то почти наверняка потеряет ребенка. Плод человека обычно не переживает температуру выше сорока.
Выше сорока?! У меня было… сорок?! Да у меня никогда в жизни не было сорок!
В комнате вокруг меня наступило молчание, и в почти идеальной тишине я услышала, как мужчина рядом со мной громко глотает.
— Она… была беременна? — сухо спросила женщина.
— Н-нет, что вы…
— Ну, вот и хорошо. Состояние девочки стабилизировалось — не думаю, что ее нужно забирать в стационар. Пусть отдыхает, а к полудню подъедет медсестра, снимет капельницу. Если температура не поднимется, уже сегодня она может вставать и делать всё, что обычно, только аккуратно, без лишних усилий. И еще, мистер…
— Багинский.
— И еще, мистер Багинский. Кем бы вы ей не приходились, постарайтесь избавить ее от ненужного стресса. Хотя бы на ближайшие дни.
— Разумеется. Я провожу вас, доктор.
Рядом со мной что-то зашуршало, кровать слегка выгнулась, словно с нее вставали, и в руке моей что-то болезненно кольнуло повыше локтя. Капельница — поняла я, не открывая глаз. В меня же воткнули чертову капельницу!
Наверняка, там просто глюкоза или
Не могла же я так сильно испугаться перспективы оказаться на месте того бомжа, что из-за этого пришлось скорую вызывать? Или могла?
Да нет, принялась успокаивать я себя. Я не могла быть настолько… меркантильной и мелочной — воспитание не то. Наверняка, меня просто… продуло. Так ведь докторша сказала? Продуло или вирус одолел…
Ага, а к Багинскому тебя тоже вирус пригнал? Или то самое «продуло»?
Отвернувшись, я застонала от омерзения к самой себе — неужели я и в самом деле вчера бросилась в ножки к влиятельному мужику, испугавшись бедности? Хотя бросилась я скорее в ручки, нежели в ножки, но тем не менее…
— Марго… — в ответ на мой стон Багинский снова оказался подле меня, падая рядом на кровать. — Марго, ты очнулась…
На лоб мой легла рука, на этот раз показавшаяся мне горячей. Ага, значит, температуры больше нет. Уже хорошо. Хотя, неизвестно, что было лучше — нормальная температура или то, что Багинский называет меня «Марго». В смешанных чувствах я снова застонала.
— Плохо? — забеспокоился мой профессор. — Тебе плохо, детка?
— Ммм… — неопределенно промычала я, поворачивая голову, чтобы его рука скользнула мне на щеку, и наконец ответила. — Не могу пошевелиться… Что со мной?
— У тебя был жар. Очень сильный. Врач сказала, это похоже на однодневный вирус. Но всё уже прошло — могу помочь тебе перебраться в твой номер. Тебе надо много пить и как следует отдохнуть, Марго…
Ага, значит, про стресс решил не говорить. Но ведь я-то знаю, что он слышал от врача. А значит… выгнать меня насильно он вряд ли посмеет.
Я решила, что грех этим не воспользоваться. В своих же мотивах я разберусь позже, когда сделаю его на самом деле «моим».
Прикусив губу, я сделала вид, что начинаю плакать.
— Мне было так страшно вчера… Там, на берегу… так страшно…
И вдруг почувствовала, как он весь напрягся. Руки вцепились мне в плечи, заставляя испуганно отрыть глаза.
— Тебя кто-то обидел вчера? Ты ходила по берегу одна? Отвечай, Марго! Что с тобой случилось?
Под его интенсивным взглядом я почти натурально всхлипнула.
— Меня никто не тронул, Макс… но я… очень сильно напугалась. Там бомжи, психи… наркоманы… а я была совсем одна и так одета, словно я… проститутка… А потом побежала к тебе, и вот…
Его лицо потемнело, потом разом покраснело, и тут же, на удивление быстро, побелело — вероятно, сначала в своем воображении он прогонял от меня бомжей и наркоманов, потом устыдился, что выгнал меня поздним вечером на улицу, а потом представил, как находит меня поутру мертвой.
Я почти улыбнулась, спохватившись в самый последний момент перед тем, как мои губы растянутся в стороны. Вот! Это именно то, о чем я молилась вчера! Всё-таки Бог есть! Багинский страдает!