Профессор по вызову
Шрифт:
— Скорее, милок, а то я не успею повернуть…
«Джафар» или «Хилтон», «Джафар» или «Хилтон», чёрт бы их побрал?! Можно, конечно, проверить и тот, и другой по очереди, но что-то подсказывало ему, что времени у него на это нет.
Не зная, что решить, Багинский закрыл глаза и позволил себе сделать то, чего не делал уже лет пятнадцать — забыть про логику и дать волю заросшей паутиной, заржавевшей за годы бездействия интуиции. Тем более, она так отчетливо пыталась прорваться наружу.
Ну же, родимая, не подведи… куда мне ехать… давай…
— «Хилтон»! — чуть не выкрикнул он в самый последний момент, когда машина уже клонилась к одной из развилок, к правому повороту. Резко вырулив в обратную сторону, Самия направила такси в левый поворот.
А вдруг ошибся?! — почти сразу же его накрыло отчаянием. Вдруг это будет стоить Птичкиной жизни?
Но сожалеть о чем-то было поздно. Машина плавно подъезжала к монументальному зданию гостиницы — одной из самой дорогих в городе.
— Удачи. Звони, если нужна еще помощь, — удивительная таксистка сунула ему в руку визитную карточку с логотипом таксомоторной кампании, подождала пару секунд, пока он вылез вместе со своей сумкой, и тут же рванула с места, будто ее ждали еще в пятнадцати разных местах.
Не медля ни секунды, только что не бегом Багинский помчался к входу. Не останавливаясь, пронесся мимо сонной консьержки, на ходу показывая ей карточку-ключ, без лифта взлетел на четвертый этаж, завернул к собственному, «425»-му номеру, отпер дверь, толкнул ее…
И уставился в совершенно пустую, темную комнату, где явно никого, кроме него самого, не было.
Глава 34
— Почтальон Печкин! Почтальон Печкин! Почтальон Печкин!
Наверное, никогда еще имя мультяшного персонажа из «Простоквашино» не повторяли с такой частотой и интенсивностью, да еще и абсолютно неразборчиво. Это ведь в моей голове я орала что было мочи «Почтальон Печкин», а тот, кому это предназначалось, слышал «Фррын Фыфкын».
Когда-нибудь наверняка я посмеюсь над этой идиотской сценой… Если меня спасут, развяжут и оттащат от меня этого волосатого дегенерата вот ПРЯМ ЩАС! Потому что, если не спасут, если никто не прибежит на мои приглушенные кляпом вопли, мне будет не до смеха.
— Ммм… какая ты брыкастенькая… озорница… — в очередной раз пытаясь ко мне подступиться, Аслан набросился на мою правую ногу и придавил ее животом. — Жаль у меня нет вторых наручников… или на… на-ножников. Как это правильно-то?
Обернувшись через плечо, я видела, как он уставился очумело в одну точку, вероятно пытаясь своим обкуренным мозгом вспомнить, как называются оковы для ног. Воспользовавшись паузой, я засадила ему второй ногой в бок — туда, где по моему представлению, должна была находиться печень.
— Фофафон Фефкын! — снова загудела в кляп, но тут он вообще ничего не услышал — потому что сам истошно заорал от боли.
— Ах ты стервоза! — отдышавшись, зарычал, снова нависая надо мной. — Так ты любишь играть да? Такое тебя заводит? Хорошо, негодница…
Я услышала за спиной непонятный, долго-шуршащий звук, но как не оборачивалась, так ничего и не увидела — видимо, он специально готовил свою «управу» вне поля моего зрения. Зато очень хорошо почувствовала, когда она опустилась на мою затянутую джинсами задницу.
Хляссь! — стеганул меня толстый, с железными шипами ремень, который до этого я мельком видела вправленным в черные «рокерские» джинсы, валявшиеся на диванчике у окна.
— Ммм… — я взвыла от боли, чувствуя, как острые шипы впиваются в мою кожу, пронзая ее даже сквозь джинсы.
Хляссь! Повторный удар вырвал из меня еще один приглушенный вопль и заставил мои глаза наполниться слезами. Подбирая ноги, извиваясь, я пыталась уйти от следующего удара, но уже видела, что у меня не получится, видела даже, что он ляжет выше — там, где оголена была кожа между джинсами и задравшейся блузкой…
Зажмурившись, я приготовилась, поджалась изнутри…
Но вместо этого почувствовала чужие губы на своей спине — чертов проститут целовал меня туда, куда только что намеревался ударить! И неизвестно, что было хуже!
Ах ты ж говнюк! Я дернулась, напрягла ногу, чтобы снова заехать ему куда-нибудь, но он заметил и предупреждающе задрал над головой руку с ремнем, демонстрируя густо-заросшие подмышки, от которых меня чуть не вырвало.
— Либо я тебя трахаю, либо бью. Поняла? Дергаешь ногами — трахаю. Лежишь смирно — бью. А потом всё равно трахаю. Нет, не так… — он нахмурился, озадаченный тем, что сам сказал. — Наоборот… кажется. Или нет? Ты мне подскажи! Черт… у тебя же рот закрыт…
— Вот и открой его! — замычала я, отчаянно жестикулируя всем, чем могла, но вместо слов опять получилась какая-то белиберда, которую, конечно же, мой мучитель не понял. Или не хотел понять?
— В общем, лежи смирно, а то кожу сниму! — резюмировал он, для острастки еще разок хлестанув меня пониже пояса.
Я взвизгнула от удара по уже отбитому месту… и внезапно с ясной, кристально-чистой отчетливостью поняла. Я пропала. Я не выберусь отсюда, пока меня не оттрахают во все, до чего этот неадекватный обдолбыш доберется сегодня. Нет спасения от предстоящего изнасилования. Нет надежды впереди тоннеля, и единственное на что я могу надеяться, это на то, что проституты носят с собой презервативы и смазку.
Боже, какой кошмар меня ждет… Как же отмыться-то потом…
— Так-то лучше… — бормотал тем временем Аслан, уже явно возбужденный, если судить по учащенному дыханию. Я вдруг вспомнила, что он еще какую-то таблетку принял, и мне стало совсем страшно. Так страшно, что, когда под мои бедра скользнули горячие, волосатые руки и принялись что-то там у меня в паху дергать и расстегивать, я словно онемела. Будто оказалась вдруг в одном из тех снов, где вроде бы и можно убежать или улететь, но тело отказывается подчиняться, застывает, словно в холодном киселе…