Профессор Влад
Шрифт:
Чтобы убедиться в истинности отчимовой теории, лишь на первый взгляд малоправдоподобной, Гарри понадобилось всего разок украдкой заглянуть в классный журнал. И впрямь… Горшкова, Петрова и Спиридонов пользовались у педагогов гораздо большим успехом, чем, скажем, Кржепольский, Мкртчан и Шмидт; еще хуже обстояли дела у Ирочки Поносовой и Олега Какучая - ну, а (неизвестно где ударяемую) югославку Ивану Петрович вообще никто и никогда не спрашивал, попросту выводя ей необидные четверки через каждые пять клеток… Но вовсе не ее судьба потрясла Гарри, долго еще не могшего избавиться от неприятного чувства. Давно привыкнув к тому, что его вызывают к доске как-то уж слишком назойливо, куда чаще, чем остальных, он все это время наивно полагал, что учителям просто-напросто нравится ловить на лету искры его блестящего импровизационного дара, а то и любоваться его красивым лицом. Ну, а теперь?..
– теперь оказывалось, что
– Как, Гарри!..
– в шутку изумилась я.
– Неужели и тебеэто не под силу?!
…Да, не под силу, - что и подтвердила история с Мастодонтом, у которого, как на грех, оказалась одна маленькая, но досадная слабость. А именно: старый чудак страстно, до умопомрачения гордился своей дикцией(по чести сказать, и впрямь превосходной - пожалуй, это единственное, что выгодно отличает его как лектора!). Стоит ли говорить, что во время опросов он не желал снисходить до простых звукосочетаний, с трогательным тщеславием выбирая те, что позволяли ему в очередной раз щегольнуть быстротой и ловкостью языка?.. Его фаворитками были Гаррины соседки по скамье Вера Либкнехт и Нурия Хайбибайбуллина: изо дня в день он с маниакальным упорством поднимал их с насиженных мест - сперва беленькую, затем черненькую, - чтобы, гнусаво, но без малейшей запинки отчеканив их заковыристые названия, безжалостно прогнать сквозь весь недельный курс, не оставив камня на камне - ни от их извечной жреческой надменности, ни от наполеоновских планов незадачливого отпрыска плавной, звучной фамилии «Гудилин», которому оставалось теперь лишь надеяться, что на него, сидящего по иронии судьбы как раз между этими двумя занудами, случайно падет слабенький отблеск их славы.
Если б он успокоился на этом, дурак!..
– но хрустальный шар, столько раз, бывало, предрекавший его клиентам близкую опасность, ныне почему-то безмолвствовал.
Излишняя опытность порой играет с нами злые шутки: мой названый брат, весьма понаторевший в «арс аманди» с педагогами, не без основания полагал, что хорошо знает все их слабости. Вот, к примеру - ужас ужасов, то и дело овладевающий каждым лектором: сумел ли я нынче «зацепить» аудиторию, не усыпил ли слушателей?!.. От этой напасти есть лишь одно средство, зато верное - так называемые «вопросы по теме»: любой предприимчивый студент может (и даже обязан!) задать их преподавателю в конце занятия, чтобы тот, поверив, что все эти сорок пять минут сотрясал воздух не напрасно, проникся к спрашивающему истерическим обожанием. Сказав себе так, Гарри решил, что сейчас этот трюк особенно уместен - как говорится, если гора не желает идти к Магомету, Магомет сам придет к горе. (NB: вопрос должен быть не абы каким, а позаковыристее - «препам» приятен легкий массаж мозгов; а лучше всего покуситься на какую-нибудь старую, заплесневелую научную догму, которую до сих пор никому и в голову не приходило опровергать. Ведь ничто так не умиляет старых профессоров, как вдохновенный студент-революционер, с весенним энтузиазмом вытряхивающий пыль из прописных истин, - на их жаргоне это звучит так: «Умеет думать головой!»).
Несколько дней прошли впустую. Нет, не то, чтобы мой названый брат туго соображал, - просто все эти гнусные патологии, чьи тошнотворные описания Мастодонт изо дня в день излагал на едином дыхании, ни разу не запнувшись, были настолько омерзительны, что Гарри не хотелось не то что вникать, но и просто лишний раз слышать о какой-нибудь очередной «ман ии» или «пат ии» - с ударением на предпоследний слог, как это принято у медиков. Так продолжалось до тех пор, пока профессор не добрался до, так сказать, королевы всех психиатрических заболеваний – шизофрении… Сей звучный термин, давно захватанный дилетантами, именно по этой причине не вызвал у брата особенно тягостных ассоциаций, - а, кроме того, он вспомнил, что в свое время Оскар Ильич, весьма озабоченный темой безумия, снабдил его массой интересных сведений, которые теперь, так сказать, дождались своего часа. Всю лекцию Гарри напряженно смекал, чем бы эдаким угостить пресыщенного душеведа, - и к концу занятия, наконец, сформулировал весьма, как ему казалось, стильный вопросец насчет «позитивной шизофрении»…
– Что-о-о?!..
…Да-да, вы не ослышались - «позитивной шизофрении». Звучит эффектно, не правда ли?.. А мысль, противотанковой миною засевшая в этом словосочетании, была, поверьте, еще эффектнее.
Итак, едва седой, костистый, величавый пономарь, сжалившись, наконец, над осовелой аудиторией, по привычке с громким хлопком закрыл свой массивный «требник» - аж пыль во все стороны полетела!
–
– Скажите, профессор, - именно так, слегка по-старомодному, предпочитал он обращаться к своему противнику, - найден ли уже кардинальный способ лечения шизофрении?..
Вопрос-провокация: ответ на него Гарри, конечно же, знал и сам - Мастодонту оставалось лишь «озвучить» его. Нет, мол, не найден; разумеется, наша медицина шагнула далеко вперед, сказав «нет!» зловещим инсулиновым инъекциям - пациентов, помнится, разносило от них до безобразия, - но, увы, по-прежнему не дает никаких гарантий, довольствуясь как можно более длительным растягиванием ремиссии - периода просветления тож… Ну-с, вот, собственно, и все; а в чем дело-то, юноша?.. А вот в чем (пора, пора, понял Гарри, - пришла минута!):
– Уважаемый профессор! А не считаете ли вы, что сама идеялечения шизофрении безнадежно себя изжила?..
Такого поворота Мастодонт не ожидал; его худое, морщинистое, обезьяньи-подвижное лицо изумленно вытянулось.
– Что-то я не совсем вас понял, - сварливо буркнул он, - нельзя ли поподробнее, молодой человек…
Почему же нельзя?! Зря он, что ли, как дурак, сидит тут с красным платочком?! Еще как можно! Короче, так: учеными давно подмечена тесная связь гениальности с безумием. Есть версия, что шизофреникам принадлежит добрая треть величайших духовных, культурных и научных открытий, до сих пор смущающих стыдливость интриганки-Вселенной: Коперник, Бруно, Данте Алигьери, Н.В.Гоголь, Ван Гог… Можно до бесконечности продолжать этот печальный и вместе с тем грандиозный список, да и ныне, если верить статистике, пациенты психиатрических клиник продолжают удивлять нас неожиданными, спонтанными взлетами художественной и поэтической мысли… К чему это я клоню?.. Ах да: так, может, вообще не стоит лечить этот загадочный, далеко не до конца изученный медиками недуг?! Как знать, не обкрадываем ли мы пациента, пытаясь вывести его из болезненного состояния, не лишаем ли массы творческих возможностей?!! Ведь из всего вышесказанного сама собой напрашивается мысль, что шизофрения носит не столько негативный, сколько позитивный характер, - а, стало быть, чем без толку мучить мертвого припарками, не лучше ли переводить зловещие симптомы безумия в созидательное - так сказать, позитивное ру…
– Достатошно!!!
Что случилось?! Только теперь сообразив взглянуть в лицо своему собеседнику (о чем он как-то всегда забывал в ораторском пылу!), наш старательный студент с ужасом прочел на его мятом пергаменте лишь откровенную скуку - да еще, пожалуй, брезгливость.
– Достатошно, - вяло повторил тот, безразлично махнув рукой, и Гарри, так и не договорив, вынужден был медленно, с достоинством опуститься на скамью. А старик, раздраженно заходив по аудитории, заговорил: дескать, все эти россказни - бред собачий, он слышал их десятки раз, шизофрения - органическое заболевание и ничего более, а говорить о ее «позитивности» - все равно что сказать «позитивный грипп» или «позитивный педикулез»… Ну, в общем, лекция закончена, все свободны - в том числе и вы, прилизанный молодой человек с дурацким красным платком.
Брат был убит («никогда еще я не чувствовал себя таким идиотом», признался он, залпом опустошая очередную рюмку). Видимо, пытаясь хоть как-то спасти положение, он сделал совсем уж очевидную глупость: с азартом в голосе крикнул, что, мол, на следующем семинаре докажет свои тезисы наглядно. Профессор пожал плечами, но спорить не стал - и уже почти миролюбиво пробурчал под нос, что, дескать, готов признать свою неправоту, если, конечно, «доказательства» окажутся вескими. Гарри, такой многоопытный, такой искушенный, на сей раз почему-то даже не заподозрил, что его заманивают в ловушку.
Придя домой, он тут же полез в книжный шкаф: если ему не изменяла память, где-то в глубине, на нижней полке, вот уже несколько лет пылилось в бездействии роскошное немецкое издание - толстенный, отлично иллюстрированный, упакованный в суперобложку том, повествующий как раз о творчестве шизофреников. Причудливо-яркие образцы их живописи, а также стихи (увы, без перевода!) представлены там в громаднейшем изобилии. Удастся отыскать эту чудо-книгу - и Мастодонт будет посрамлен... Увы! Гарри несколько раз перешерстил личную библиотеку, но заветного тома так и не нашел - и лишь к концу дня, цепенея от ужаса, вспомнил, что сам же некогда и сунул его в чемодан Оскару Ильичу вместе с зубной щеткой и прочими интимными вещами...