Профессор Жупанский
Шрифт:
— Бардзо дзенькуе паненци! — промолвил Роздум-Злогий по-польски, надеясь окончательно развеять подозрения девушки к своей особе.
Сняв шляпу, он несколько раз поклонился.
— Целую паненке ренци!
Галина сдержанно ответила на бурную благодарность и, не поворачивая головы, пошла вниз. Под мышкой у девушки Злогий увидел книги и догадался, что она идет в библиотеку.
Если бы Галинка оглянулась, наверняка заметила бы злую мину на лице вежливого пана. Но Галинка не оглянулась!
«А все-таки
На четвертом этаже не горел свет, и Галинка не могла видеть, что за нею наблюдают. Она еще с минуту постояла возле дома, потом медленно двинулась в сторону университета. Злогий быстро сбежал на второй этаж, где жили Жупанские, решительно нажал на кнопку электрического звонка. За дверью в тот же миг послышался шорох, сквозь дверной глазок на Злотого смотрела Олена.
— Пана профессора, — выпалил Злогий заготовленную фразу. — Я уже сообщал Станиславу Владимировичу о себе. Напомните ему, прошу, что пришел его бывший ученик Олекса Деркач.
Глазок закрылся. Послышался легкий стук дверей, потом на несколько минут все затихло.
«Неужели не пустят?» — подумал Злогий, нервно поглядывая на часы.
Его мозг лихорадочно работал. В том, что профессор Жупанский не помнит никакого Деркача, Злогий не сомневался. А если бы даже и вспомнил какого-нибудь Деркача, так это еще лучше: скажет старику, что он родич, вот и все. Значительно сложнее будет начинать разговор о рукописи. Да и нужно ли его начинать сегодня вообще?
За дверью снова послышался шорох. Щелкнул замок. Злогий задрожал от радости.
— Прошу вас, проходите, пан, — сказала приветливо Олена, она привыкла почтительно встречать всех знакомых и незнакомых ей людей, какие приходили в дом Жупанских.
Злогий вежливо поклонился. Он в известной мере был суеверным. Нельзя сказать, что верил в приметы, но приятные приметы всегда поднимали его настроение. Подобный подъем почувствовал и сейчас — впустили в квартиру, стало быть, неплохое начало.
Старуха проводила его в кабинет профессора, открыла дверь. В широком кожаном кресле Злогий увидел Жупанского.
— Станислав Владимирович! — голос его трогательно задрожал, как он и должен был задрожать у благодарного ученика при встрече с любимым учителем после долгих лет разлуки. — Не узнали, Станислав Владимирович? Помните Деркача?
Станислав Владимирович снял очки и с удивлением, не мигая посмотрел на незнакомца. Морщил лоб. Видно было, что он изо всех сил старается воскресить в памяти воспоминания о своем ученике.
— Не помню, — искренне признался профессор, хлопнув руками о полы старинного домашнего пиджака. — Извините, вы давно учились?
Но расспрашивать, держа гостя у порога, было невежливо. Жупанский пригласил войти, сесть. Гость расположился в кресле.
— Я слушаю вас, почтенный.
Гость улыбнулся, не отрывая от профессора зачарованного взгляда, и в то же время внимательно следил за каждым движением старика, изучая малейшие перемены в его лице. Как опытный психолог, Злогий не мог допустить, чтобы старик завладел инициативой в разговоре, поэтому поспешил сам перейти в наступление:
— Я учился еще до войны. Потом родители мои обнищали, выехали в Канаду. Там я продолжал свою учебу у профессора Старенького. Вы должны его хорошо помнить.
Станислав Владимирович широко раскрыл глаза.
— Вы ученик профессора Старенького?!
Гость малость смутился. Но отступать нельзя. Лучше идти на риск, чем отступать.
— Да, я ученик профессора Старенького. Я уже вам об этом писал. Ведь вы получили мое письмо, Станислав Владимирович.
Жупанский кивнул.
— Надеюсь, вы не обиделись, что я так, без предупреждения...
Станислав Владимирович не дал ему договорить:
— Мне очень и очень приятно...
Что говорил профессор дальше, Злогий не слушал. Для него было важно другое: эксперимент удался, все идет как нельзя лучше. О Стареньком Злогий имел весьма смутные представления: видел его несколько раз, читал некоторые его статьи, знал, что это свой человек. Следовательно, если Жупанский так хорошо отзывается о своем заокеанском коллеге, он либо плохо его знает, либо считает себя единомышленником Старенького. Значит, начало чудесное!
Станислав Владимирович познакомился со Стареньким в Париже еще где-то в начале 1918 года. Несколько лет переписывались, потом настали другие времена. Станислав Владимирович отошел от политики, забыл о Стареньком, как и тот, наверное, забыл о нем. И вот вдруг... Станислав Владимирович из деликатности не спросил гостя, как именно он попал в родные края. Об этом Злогий рассказал сам. Оказалось, его очень потянуло на родную землю. Продав за океаном скромное наследство, оставшееся после смерти родителей, добился разрешения возвратиться в Советский Союз.
— Визу выдали без лишних хлопот, ведь я не беглец! Мои родители выехали из Польши, а не из Советского Союза. Я никогда не мог забыть родной край, нашу Галицию. И вот, видите, прибыл, — закончил рассказ гость. — Я вас не очень утомил, Станислав Владимирович?
Жупанский широко развел руками.
— Нет, что вы, что вы!
Теперь нужно было начинать генеральное наступление. От этого зависит успех, за который заплатят большие деньги. Гость с волнением начал говорить о тоске по родному краю, о том, что после войны многие украинцы, как, между прочим, и русские, пожелали возвратиться из Канады и Соединенных Штатов Америки домой...