Программа
Шрифт:
– Она позвала родителей?
– Нет, - говорит Миллер.
– Она сказала, чтобы я убирался, даже после того, как я попытался объяснить, кто я.
Он говорит ровным голосом.
– Полагаю, я надеялся, что может, на каком-то уровне, она все еще любит меня.
Он отворачивается от меня, его глаза блестят.
– Думаешь, так могло бы быть?
– Да, - говорю я, - думаю. Но, Миллер, тебя могли арестовать. Отослать. А потом что? Что бы я делала без тебя?
– Мне нужно было попытаться. Ты бы не бросила Джеймса.
Я
– Нет, не бросила бы.
Он кивает. Похоже, ему жаль, что он сделал такое сравнение, и он возвращается к своему блокноту.
– Ты будешь пробовать еще раз?
– спрашиваю я.
– Нет смысла, - отвечает он.
– Она теперь другой человек. Я даже не думаю, что она снова влюбится в меня.
Я моргаю, смахивая теплые слезы.
– Мне жаль.
– Знаю, - он говорит.
– Мне нужно идти дальше, правильно? По крайней мере. Это то, что мне говорит мать.
Ну, прежде всего, мать Миллера никогда не была без ума от Лейси. Она надеялась, что ее сын будет встречаться с кем-то более жизнерадостным. Но в нашей жизни осталось не так-то много поводов для радости. А те, у кого они есть, обычно прошли через Программу.
– Миллер, ты не …
– Слоан Барслоу?
– зовет меня мистер Рокко и сердито смотрит на меня. Наступает тишина. Миллер опустил голову, снова рисует кружочки в блокноте под партой, но я обрадована, что он не планирует ничего безумного. Если мы сможем, хотя бы выдержать это последнее испытание, мы выживем. А может, через несколько месяцев, когда наблюдение за нами подойдет к концу, мы сможем уговорить Лейси снова проводить с нами время.
– Джеймс и я уходим после ланча, - шепчу я, когда убеждаюсь, что учитель не смотрит.
– Ты с нами?
– А то. Думаешь, я здесь, чтобы учиться?
Я улыбаюсь. В первый раз за сегодняшний день Миллер похож на самого себя. Я пишу Джеймсу смс, чтобы сказать, что мы договорились, но до этого бросаю взгляд на Миллера, заметив, что он рисует в блокноте. Большая черная спираль занимает всю страницу. Я отворачиваюсь, притворившись, что не заметила. В моем кармане вибрирует телефон.
Я открываю его тайком и читаю сообщение.
БУДЬ РЯДОМ С МИЛЛЕРОМ. В КАМПУСЕ СТАЛО БОЛЬШЕ ОБРАБОТЧИКОВ.
– Миллер, - шепчу я, - Джеймс говорит, что сегодня обработчиков больше. Думаешь, они тут из-за тебя?
Миллер облизывает нижнюю губу, потом кивает.
– Может быть. Давай тогда уйдем после ланча, - говорит он.
– Пойдем ко мне домой.
Я киваю и пишу Джеймсу смс. Я рада, что мы уйдем. Последнее, чего я хочу — видеть, как моего лучшего друга забирают. Снова.
* * *
Я сижу рядом с Миллером на его кровати, покрытой цветастым одеялом. Джеймс, на кухне, роется в холодильнике. Миллер снова жует ноготь большого пальца, и когда
– Сегодня видел ее на пути в школу, - говорит Миллер, глядя в венецианское окно, перед которым мы сидим.
– Лейси?
– Ага. Ехал мимо Самптера и увидел ее на парковке, она говорила с Эваном Фрименом. Она... смеялась.
Он снова принимается за свой ноготь, но я его не останавливаю. Вместо этого я кладу голову на плечо Миллера и вместе с ним смотрю в окно.
Несколько месяцев после окончания лечения возвращенцам не разрешают слишком тесно общаться с людьми, но им разрешается заводить пару-тройку друзей, особенно, если и те тоже успешно закончили Программу. Полагаю, обработчики считают, что два вычищенных человека не могут плохо влиять друг на друга. До того, как встречаться с Миллером, Лейси и правда несколько раз ходила на свидания с Эваном Фрименом. Она говорила, он слишком усердно работает языком, когда целуется.
А теперь от того, что Лейси говорила с ним, смеялась, и все это время не понимала, что она уже знает его, мне нехорошо. Это так сводит с ума, что я не могу это вынести.
– Как думаешь, что они там с ней сделали?
– спрашиваю я, сомневаясь, что хочу услышать ответ.
– Препарировали, — отвечает Миллер, выплюнув кусочек ногтя.
– Вскрыли ей голову и вытащили все кусочки мозаики, а потом сложили снова, чтобы получилось счастливое лицо. Как будто она теперь не настоящая.
– Мы этого не знаем, - говорю я.
– Может, внутри она все та же. Она просто не помнит.
– А если и не вспомнит?
– Он поворачивается ко мне, по его щеке течет слеза.
– Ты и правда думаешь, что все может быть как раньше? Она пуста, Слоан. Она теперь — живой труп.
Я не хочу верить в это. Я смотрю на возвращенцев уже больше двух лет, и хотя наше общение не заходит дальше случайных разговоров в очереди, я уверена, что они все еще люди. Просто... отполированные, как будто все прекрасно. Им промыли мозги, что-то в этом роде. Но они не пусты. Не может этого быть.
– Было бы лучше, если бы она умерла, - шепчет Миллер. Я подскакиваю и яростно смотрю на него.
– Не говори так, - говорю я.
– Она не мертва. Потом, через какое-то время, мы попробуем снова. Может, она не узнает тебя, Миллер. Но ее сердце узнает.
Он качает головой, избегая встречаться со мной взглядом.
– Нет. Я сдаюсь. Я отпущу ее, как мне и сказал психолог.
После того, как ее забрали в Программу, мне, Джеймсу и Миллеру предписали пройти две недели ежедневной интенсивной терапии, помимо наших обычных процедур. Их интересовали детали, те вещи, которые можно было бы использовать в ее лечении. Но на самом деле, я думаю, они пытались выяснить, не были ли и мы заражены. К счастью, нет.