Программа
Шрифт:
Когда он закончил, он бросает футболку на заднее сиденье. Бросает взгляд на руль и глубоко вздыхает. Я тоже вздыхаю.
– Все будет хорошо, Слоан.
Я киваю.
– Скажи это.
– Все будет хорошо, - повторяю я, глядя на него. Он улыбается и берет мою руку, чтобы поцеловать.
– Мы это переживем, - добавляет он, но он уже смотрит на дорогу, и это звучит так, как будто он скорее пытается убедить себя, чем меня.
Мы снова едем, и я смотрю на свое отражение, чтобы проверить, как велик ущерб. У меня вокруг глаз красные круги, но это не страшно. Нам нужно поездить
– Джеймс Мерфи, - говорю я, глядя, как солнце садится за горизонт, - я люблю тебя до безумия.
– Я это знаю, - говорит он серьезно, - и вот поэтому я не позволю, чтобы с нами что-то случилось. Есть только я и ты, Слоан. Только мы. И так будет всегда.
Когда Джеймс паркует машину у обочины, я вижу, что мать ждет на крыльце. Она вздыхает, прижав руку к груди, как будто думала, что я мертва, потому что меня нет больше двух часов, и я не звонила. Я не хочу выходить и видеть ее.
– Скажи ей это, - говорит Джеймс небрежно, - скажи, что сегодня у речки я пытался научить тебя плавать. Она это съест.
– Серьезно? Может, мне еще рассказать, как ты пытался раздеть меня на заднем сиденье, до того, как мы уехали?
Он пожимает плечами.
– Если она настолько любопытна.
Я смеюсь и наклоняюсь, чтобы легонько поцеловать его в губы. Я никогда не училась плавать. Не из-за гнетущего страха, который подавляет меня сейчас, но потому, что когда мы были маленькими, брат учился плавать, пока я занималась балетом. И чем больше проходило времени, тем больше я боялась даже заходить в воду. Теперь мне жаль, что я не занималась с Брейди. Я могла бы спасти его.
Я отстраняюсь от Джеймса, и когда он осматривает меня, у меня по коже мурашками бежит печаль.
– Спокойной ночи, Слоан, - шепчет он.
Я киваю, уже скучая по нему, и выхожу из машины.
– Почему на Джеймсе нет рубашки?
– первое, что спрашивает мать. Я сдерживаю улыбку.
– Он учил меня плавать, - говорю я, поднимаясь на крыльцо, опустив лицо вниз.
– Ой, наверное, это хорошо, - говорит она, как будто соглашаясь.
– Но я беспокоилась, дорогая. Из школы позвонили и сказали, что ты рано ушла на терапию, но когда ты не вернулась домой вовремя...
Я хочу сказать ей перестать о мне беспокоиться, потому что Программа и так слишком пристально следит за нами. Я хочу сказать ей, что это давление убьет меня. Но скандал только все ухудшит, так что я широко улыбаюсь.
– Прости, что я не звонила, - говорю я.
– Когда Джеймс забрал меня после терапии, мы решили поехать к речке. Такой хороший день.
Мать смотрит на небо, как будто чтобы убедиться, и затем покровительственно касается моей руки.
– Ты права, - говорит она.
– И я рада, что ты хорошо проводишь время, Слоан. Прекрасно быть счастливой.
Ее лицо темнеет.
– Просто, после того, как твой брат... а если бы ты...
– она замолкает, поперхнувшись словами.
– Все будет хорошо, мама, - говорю я, слова автоматически вылетают изо рта от того, как много раз я говорила ей это.
– Все будет просто
И затем я открываю дверь и захожу в дом.
Часть 1. Глава 4
– Ну, и как дела в школе?
– спрашивает отец, пока я разрезаю свиную отбивную. Мы сидим за обеденным столом. Я поднимаю на него глаза. К этим разговорам я давно привыкла. Лица родителей такие уставшие, и все же они смотрят на меня, как на их последнюю надежду на спасение.
– Хорошо.
Мать улыбается, ободряюще взглянув на отца. Обычно с этого момента мы начинаем обсуждать последние новости: к примеру, о том, что на северо-западе США уровень самоубийств самый высокий. Может это из-за дождя? Или о том, что случаи самоубийств наблюдаются и в других развивающихся странах, и они уделяют Программе пристальное внимание, надеясь запустить свою версию. И моя любимая новость о том, что какой-то ученый или доктор заявил, что нашел лекарство — пропаганда фармацевтических компаний, которые потеряли прибыль от продажи антидепрессантов, которые теперь под запретом.
Но сегодня мне слишком одиноко, чтобы я вставляла свои реплики в разговор. То, что Лейси вернулась такая опустошенная — все это заставляет меня ненавидеть жизнь. И заставляет меня скучать по ней еще больше.
До того, как встречаться с Миллером, Лейси гуляла в основном с отморозками. Говорила, что плохие парни были в ее вкусе. Они всегда были старше, не того возраста, чтобы участвовать в Программе. Одного парня, Дрейка, я особенно хорошо помню. Ему было двадцать, и он водил Камаро. Нам было шестнадцать. Однажды вечером Лейси пришла ко мне домой в солнечных очках, и я поняла, что что-то случилось. Мы быстро прошли в мою комнату, до того, как моя мама заметила ее. Когда она сняла очки, я увидела у нее синяк под глазом, а на ее руке повсюду были порезы. Она сказала, что Дрейк вытолкнул ее с пассажирского сиденья, пока машина еще ехала.
Оглядываясь назад и вспоминая, как она плакала. Потому что не хотела, чтобы об этом узнали ее родители, я думаю, что еще Лейси скрывала от людей. Насколько хорошо я знала ее. Мы решили, что следы скрыть не удастся и разыграли ее падение с лестницы, позвали моих родителей, которые увидели ее порезы и сделали ей алиби. Она больше никому не говорила о Дрейке, хотя я сказала Джеймсу, и он выбил из него всю душу.
Тогда я солгала ради Лейси, так же как я лгала самой себе, когда она была заражена. Может, если бы я была более хорошей подругой, я бы смогла уберечь ее от Программы. Может, мы все больны.
– Ты не ешь, - говорит мать, прерывая мои мысли.
– Все в порядке?
Я вздрагиваю, смотрю на нее.
– Лейси вернулась, - говорю я, мой голос дрожит. Глаза отца блестят от волнения, и на секунду я думаю, что они поняли. Что я смогу рассказать им правду о Программе, как она делает нас пустыми.
– Правда?
– голос матери звучит потрясающе радостно.
– Ну надо же. Совсем немного времени прошло.
Это моя проверка на вшивость. Я смотрю на свою тарелку, на которой лежит отбивная, разрезанная вокруг кости, яблочный соус залил разрез.