Программа
Шрифт:
– Ты в порядке?
– спросил он. В его голосе не было и намека на то, что он думал: был ли он смущен из-за меня, заметил ли он даже, что был прав, говоря о том, как я на него смотрела.
Я кивнула, но он только хихикнул. Он кинул колышек от палатки на песок рядом с нами и упал на песок рядом со мной, по пути задев меня. Джеймс был большим, и я упала на бок, опираясь на руки. В обычной ситуации я бы его оттолкнула, но тогда я не хотела касаться его. Я хотела разобраться, как заставить
– Черт возьми, Слоан, - сказал он удивленно.
– Ты действительно разглядывала меня.
– Да нет же, - быстро сказала я, поворачиваясь к нему. Но было слишком поздно. Джеймс прочитал правду на моем лице. Его беспечная улыбка соскользнула с губ.
– Слоан, - прошептал он мое имя, - ты ведь не серьезно это делала. Это не... Мы не...
– он замолк, в его красивых глазах не было ничего, кроме жалости ко мне. Так что я сделала единственное, на что была способна. Я толкнула его в грудь, из-за чего он резко выдохнул, встала и ушла.
И посмотрите на нас теперь, два года спустя. Снова я смотрю на Джеймса, который ставит палатку, но на этот раз мой брат мертв. Волосы Джеймса больше не падают ему в глаза, но он все равно рассеянно потирает лоб. В какой-то момент он смотрит в мою сторону, но не улыбается, как в тот день. Наоборот, у него усталые глаза, потому что ему приходится ставить палатку в одиночку. Он плотно сжимает губы, как бы показывая «я тоже по нему скучаю», и я отворачиваюсь.
Команда распалась, но не из-за меня. Это случилось из-за Брейди.
* * *
Тихо потрескивает костер, язычки пламени согревают своим теплом мои ноги. Несколько часов назад зашло солнце. Весь день никто из нас практически ничего не говорил. Хорошо, что ничего говорить было и не нужно.
Джеймс легонько стукает по моей ноге тоненькой палочкой, и я, оглянувшись, беру ее.
– Маршмеллоу?
– спрашивает он, держа в руке один кусочек. Я смотрю на то, как янтарное пламя освещает его лицо: его волевой подбородок, его светлые волосы. И улыбаюсь.
– Ты красивый, - говорю я.
– Когда я голый, я тоже красивый, - говорит он.
– Ты об этом не сказала.
– Забыла.
– Забыла?
– Джеймс притворяется, что обижен, откусывает от своего маршмеллоу и бросает остаток в огонь. Он сразу вскакивает со своего стула, подходит к моему и опрокидывает меня на землю вместе с ним.
– Джеймс... – я начинаю говорить, смеясь. Но его губы уже на моих губах. На вкус они липкие и сладкие. Он кладет меня на спину, его колено раздвигает мои ноги, он начинает целовать меня в шею.
– Джеймс...
– бормочу я, но теперь в моем голосе слышно желание.
Я люблю это, такие моменты. Ведь когда мы катаемся по земле, жарко горит костер, а Джеймс срывает с меня одежду, я могу забыть обо всем остальном.
А когда мы закончили, и Джеймс, тяжело дыша, лежит рядом со мной — довольный собой, как и полагается — я смотрю на звезды в небе. Я долго так лежу, пока Джеймс снимает футболку через голову, чтобы вытряхнуть мусор. Когда он возвращается, он ложится рядом со мной, кладет мою голову себе на колени, и мы вместе смотрим в небо.
– Брейди стал звездой там, наверху, - говорит он, - там, далеко, где ему не больно.
Голос Джеймса срывается, и он замолкает. Он всхлипывает, слезы бегут по его щекам. В такие моменты, как сейчас, он всегда ослабляет бдительность — теперь, когда его чувства так сильны, что он не может скрывать их.
– Он любил тебя, - говорю я, свертываясь в клубочек рядом с ним.
– Не важно, что он сделал, ты был лучшим в его жизни.
Джеймс смотрит на меня, смахивая слезы.
– Ты была.
Он смотрит на меня так, что я вспоминаю — он всего лишь человек. Что он так же хрупок, как и я.
– Я просто была его сестрой. Ты был больше, чем братом. Ты был его второй половинкой.
– А потом я облажался, - говорит Джеймс.
– Потому что Брейди мертв. А я все еще жив.
Тогда я подскакиваю, поворачиваю лицо Джеймса ко мне.
– Ты здесь ради меня. Я бы не выжила без тебя тогда, не выжила бы и теперь. Мы все делим пополам, Джеймс. Не забывай это.
Он тяжело вздыхает и мотает головой, как будто хочет очистить ее. Я знаю, если я говорю, что он нужен мне, что я не могу жить без него, выводит его из депрессии. Так всегда было.
А когда он становится похож на самого себя, я целую его, беру за руку и веду в палатку, чтобы поспать.
* * *
– Нам и правда стоит выбираться на природу почаще, - говорит Джеймс, когда мы едем по шоссе. Я улыбаюсь и смотрю в его сторону.
– Было здорово.
– И я думаю, твоя память теперь полностью восстановлена, - он ухмыляется.
– Да, Джеймс. Она в абсолютном порядке и наполнена воспоминаниями о твоем голом торсе.
– Только о моем торсе?
– он поднимает одну бровь.
– О Господи, замолчи.
– Не скромничай. Я потрясающий экземпляр.
Джеймс все еще улыбается во весь рот, когда мой телефон начинает вибрировать в кармане джинсов. Я вынимаю его, смотрю на номер.
– Это Миллер, - говорю я и нажимаю на кнопку.
– Привет.
– Слоан?
– голос Миллера звучит, как будто он плакал, и мне становится нехорошо. Я хватаю Джеймса за руку.
– Что с тобой? Что случилось?
– я говорю в трубку. В груди бешено бьется сердце.
– Они идут за мной, - стонет он.
– Программа идет за мной.