Программа

Янг Сьюзен

Джеймс вытирает волосы полотенцем в голубую полоску.

– Прости, если мое телосложение смущает тебя, - говорит он Миллеру.
– У меня не было времени зайти домой.

– Или ты нарочно не заходил, потому что стащил ключи от дома, - добавляет Миллер.

Джеймс улыбается.

– Что-то вроде того.

– У кого-нибудь есть еда?
– спрашиваю я, оперись на локти. Я заслоняю глаза от солнца, оглядываюсь через плечо на Миллера. Он еще бледен, и я знаю, что он, должно быть, думает о Лейси. Раньше она часто

ходила с нами купаться. Она была одной из нас.

– Энергетический батончик?
– Миллер выуживает его из кармана и кидает мне. Я смотрю на него и тяжело вздыхаю.

– Ненавижу арахисовое масло.

Миллер качает головой.

– Прости, у меня не было времени, чтобы приготовить тебе лазанью, принцесса. В следующий раз буду более внимательным.

– Приятно слышать.

Джеймс кладет свое полотенце на траву рядом со мной и затем вытягивается на животе и смотрит, как я разворачиваю обертку.

– А мне нравится арахисовое масло, - говорит он как бы невзначай. Я смеюсь и передаю ему энергетический батончик. До того, как откусить от него, он прищуривается и манит меня подбородком.

– Что?
– спрашиваю я.

– Поцелуй меня, - шепчет он.

– Нет.
– Всего лишь в нескольких футах Миллер разминается, скидывает полотенце, готовясь зайти в воду.

– Да, - одними губами говорит Джеймс.

Я качаю головой, не хочу, чтобы Миллер чувствовал себя неудобно. Раньше это не имело бы значения. Они с Лейси первую половину наших поездок на реку иногда проводили в машине. Но теперь целоваться перед ним кажется неправильным. Как соль на рану.

Джеймс хмурит брови, когда до него тоже доходит. Он кладет щеку на мои сложенные ладони и грустно смотрит на меня. Я протягиваю руку, чтобы провести пальцами по его плечу, по шрамам на его руке. Брейди. Ханна. Эндрю. Бетани. Триша.

И это только погибшие. В список не входят те, кого забрали в Программу. Там даже нет Лейси.

– Вода холодная?
– спрашивает Миллер, глядя на реку.

– Чертовски, - отвечает Джеймс, не отрывая взгляда от моих глаз.
– Хотя ощущения отличные.

Миллер кивает и идет к реке. Как только она заходит в воду, я наклоняюсь и кладу щеку на руку Джеймса. Мы лежим лицом к лицу. Сердце ноет. Моя уверенность быстро тает.

– Скажи, что все будет хорошо, - говорю я серьезно.

Он не медлит.

– Все будет хорошо, Слоан. Все будет хорошо.
– Говорит он безучастно, но я ему верю. Он ни разу меня не подводил.

Так что я наклоняюсь и целую его.

Позади нас раздается всплеск, и мы оба смотрим на воду. Я задерживаю дыхание, когда рябь растворяется в реке, медленное течение разглаживает поверхность воды. Джеймс садится рядом со мной, пристально смотрит на воду. И только когда Миллер снова разбивает водную гладь, кричит, как холодно, мы расслабляемся. Мы благодарны уже за то, что Миллер вообще вынырнул.

Мы уезжаем, и я еду домой с Джеймсом. Я смотрю на дорогу, прислонив голову к стеклу. Он едет длинной дорогой, которая вьется среди холмов и фермерских хозяйств.

Пейзаж мирный, безмятежный, и на мгновение ты почти веришь, что живешь в мирном и безмятежном мире.

– Думаешь, Лейси рано или поздно вернется к нам?
– спрашиваю я.

– Ага.
– Джеймс протягивает руку, чтобы включить радио, переключает его со станции на станцию, пока не находит отвратительную попсовую песенку с прилипчивым мотивом.

– Хочешь поехать куда-нибудь на этих выходных?
– он спрашивает, притворившись, что я и не упоминала о нашей подруге.
– Я думал о том, чтобы разбить палатку на берегу.

Я смотрю на него.

– Не делай это, - говорю я.
– Не меняй тему.

Джеймс не поворачивается ко мне, но его рот плотно сжимается.

– Ты знаешь, что я должен, - бормочет он.

– Я хочу поговорить об этом.

Секунду он молчит, потом снова говорит тихо:

– Я хочу одолжить палатку у Миллера, потому что она удобнее, а он сказал, что не хочет ехать. Не знаю, может, это и к лучшему. У нас все будет очень романтично.

Он пытается улыбнуться, но не смотрит в мои горящие глаза.

– Я скучаю по ней, - говорю я, чувствуя, как глаза щиплет от слез.

Джеймс быстро моргает, как будто сдерживая слезы.

– Я даже куплю эту ужасную штуку, похожую на сосиску, которую ты любишь. Как она называется?

– Колбаса.

– Жуть. Я куплю колбасу, и мы пожарим маршмеллоу (аналог пастилы — прим. пер.). Если будешь хорошо себя вести, я даже принесу шоколад и бабушкино печенье.

– Я не могу, - шепчу я, чувствуя, что могу разлететься на миллионы острых осколков.
– Слишком больно. Я не могу держать это внутри, Джеймс.

Он вздрагивает от моих слов и жмет на тормоза, припарковав машину к обочине пустынной дороги. Пока он останавливается и отстегивает ремень, я уже разваливаюсь на части. Он крепко обнимает меня и прижимает к своей груди, а его рука зарывается в мои волосы.

– Давай, - говорит он хриплым голосом.

И я плачу. Я рыдаю, уткнувшись в его футболку, проклинаю Программу. Весь мир. Я плачу по Брейди и своим друзьям, называю их трусами за то, что они покинули нас. Я не понимаю, почему они сделали это с нами, разрушили нашу жизнь, отказавшись от своей. Я кричу, пока слова становятся неразборчивы, с моих губ слетают только невнятные звуки. Меня переполняют эмоции. Неописуемая печаль.

Через двадцать минут я полностью истощена и только всхлипываю, все еще прижимаясь к мокрой футболке Джеймса. Он так и не разжимает объятия. Так и не отпускает меня. Когда я, наконец, успокаиваюсь, он наклоняется, чтобы поцеловать меня в затылок.

– Лучше?
– он тихо спрашивает.

Я киваю и сажусь. Лицо, кажется, распухло. Когда я сажусь, Джеймс стягивает через голову футболку, затем сминает в руках, чтобы вытереть мои слезы и сопливый нос. Он внимательно осматривает меня, поправляет волосы и проверяет, не потекла ли тушь. Он поддерживает меня, как всегда.