Программа
Шрифт:
После часа интенсивной терапии, проведенной, чтобы помочь мне «справиться с потерей», я обнаруживаю Джеймса у моего шкафчика и иду с ним в его класс, убедившись, что он сможет сойти за нормального человека, по крайней мере, пятьдесят минут. Когда я прихожу на урок экономики, первый, кого я вижу — обработчика, того самого, темноволосого, который всегда наблюдает за мной.
За партой Миллера рядом со мной пусто, и я чувствую глубокую пустоту в груди. Но в углу, наблюдая за мной с мягкой улыбкой на губах, как будто он
Пока я сажусь, мое сердце бешено стучит. Я стараюсь не смотреть на него снова. Думаю, может, меня собираются пометить. Пожалуйста, Господи. Не позволяй им забрать меня.
Когда звенит звонок, заходит мистер Рокко и, перед тем, как начать урок, беспокойно смотрит на парту Миллера и на обработчика. Я сжимаю руки под партой, очень крепко, чтобы сохранять самообладание. Это просто пытка пытаться обращать внимание на то, что происходит, пытаться сделать вид, что у тебя все хорошо. Я хочу, чтобы мой телефон завибрировал, чтобы я знала, что и у Джеймса все хорошо. Но ничего не происходит.
У меня на верхней губе начинает собираться пот, и я чувствую, что не выдержу ни одного мгновения, пока не узнаю, как там Джеймс, когда звенит звонок. Я подпрыгиваю, сразу же запихиваю книгу в рюкзак и быстро встаю, направляясь в двери. Как раз тогда кто-то хватает меня за руку.
Я оборачиваюсь, вздрогнув, и оказываюсь лицом к лицу с обработчиком. Резко вдыхаю воздух, едва не падая. Это происходит. Нет. Нет. Нет. Это происходит.
Обработчик отпускает мой локоть и улыбается с сочувствием.
– Слоан Барслоу, - говорит он, и его низкий, хриплый голос наждачной бумагой скребет по моей душе.
– Я сожалею о твоей потере. У меня есть к тебе несколько вопросов, если ты не возражаешь.
Глаза у него большие, темные, кожа темно-оливкового цвета. Ему лет двадцать, может, и меньше, но на его лице я не вижу подлинного сочувствия. Я вижу что-то еще, что-то, отчего у меня в животе все сжимается. Он хочет забрать меня.
- Сегодня у меня уже была терапия, - говорю я, отступив от него на шаг.
Он смеется.
– Это не терапия. Иди за мной, пожалуйста.
Он проходит мимо меня, и меня вновь поражает запах лекарств, который исходит от обработчиков. Интересно, есть ли у него с собой наркотики, которые могут усыпить меня. Они так иногда делают, когда задерживают кого-то, кто попал в Программу. Или он может использовать электрошокер, который висит у него на поясе.
Я нащупываю телефон в кармане, но не осмеливаюсь написать Джеймсу. Мне нужно, чтобы он оставался спокоен. Но потом я думаю, не добрались ли они и до него. Надеюсь, нет. Он не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы.
Так случается, после самоубийств. Они посылают к нам консультантов, чтобы убедиться, что мы в порядке. Иногда посылают на несколько человек больше, чтобы задать вопросы тем, кто плохо справляется с потерей. Но они не
Когда мы приходим туда, для нас уже готова небольшая комната. В мрачном помещении, напротив друг друга, стоят два стула. Входя, я проглатываю страх от мысли, что мне придется быть с этим человеком наедине. Но директор и учителя не вмешиваются в Программу. Они отворачиваются, когда я вхожу.
– Садись, пожалуйста, - говорит обработчик, закрывая за нами дверь и опуская жалюзи. Я очень боюсь, но знаю, что не должна этого показывать. Я глубоко вздыхаю и усаживаюсь на стул.
– Это не так уж необходимо, - говорю я, стараясь, чтобы голос звучал, как у обычной девушки.
– Я едва знала Миллера.
Услышав это, обработчик улыбается, садится напротив меня, его колеи почти касаются моих. Я стараюсь не отпрянуть от него.
– Правда?
– спрашивает он, очевидно, уже зная ответ.
– Ну, а что насчет Лейси Кламат? Или, может, твоего брата? Ты была с ними близка?
Я, должно быть, действительно побледнела, когда он упомянул о Брейди, потому что он склоняет голову, как будто извиняясь.
– Мисс Барслоу, от нашего внимания не ускользнуло, что вы находитесь в повышенной группе риска. Недавно вы понесли огромную потерю, так что я бы действительно хотел оценить вас.
Он лжет. Он хочет отметить меня. Их заботим совсем не мы, а только то, чтобы все выглядело так, будто то, что они делают, работает. Пока обработчик медленно скользит по мне взглядом, я сжимаю пальцы ног в туфлях. По коже у меня пробегают мурашки.
– Давай начнем с Миллера. Тебя не было в городе, когда он лишил себя жизни?
Я ненавижу его за то, что он описывает это так бесстрастно.
– Да.
– А Лейси была твоей лучшей подругой, но ты не знала о ее состоянии до того, как ее отослали в Программу?
– Нет, у меня и в мыслях не было.
И тогда я понимаю, куда он клонит.
– Ты ничего не скрываешь прямо сейчас?
– Нет.
– Я пытаюсь, чтобы лицо было таким спокойным, как только можно, встречаюсь с ним взглядом. Представляю себе, что я робот, лишенный чувств. Лишенный жизни.
– У тебя есть бойфренд, Слоан?
– Когда он спрашивает это, уголок его губ приподнимается, как будто он — парень, с которым я только что познакомилась и который флиртует со мной.
– Да.
– Джеймс Мерфи?
О, Господи.
– Угу.
– И как он поживает?
– С Джеймсом все в порядке. Он сильный.
– А ты сильная?
– спрашивает он, склонив голову и посмотрев на меня.
– Да.
Обработчик кивает.
– Мы всего лишь хотим, чтобы с тобой все было хорошо. Ты это знаешь, правда?