Прогулка за Рубикон. Части 1 и 2
Шрифт:
Марсо изобразила вежливую улыбку:
– А почему не Марсельеза и «свобода на баррикадах»?
– О! – Борис даже как будто подпрыгнул. – Открою одну тайну. Эдд в молодости коллекционировал изображение свободы в стиле топлесс. Особенно мне нравилась одна фотография – Париж, 68-й год, баррикады Нантена, и стриптиз на груде какого-то барахла.
Эдд прижал жену к себе:
– Он врет. Кроме этой фотографии и репродукции картины Делакруа у меня ничего нет.
Но Марсо не унималась:
– Раз вы давно знаете Эдда, скажите мне, он что, не додрался в детстве?
Борис простер руки к небу и произнес замогильным голосом: «Пепел Клааса стучит в его сердце».
– Имеете
– Да, старый Лоренц был редким забиякой. Мы вместе жили на горкомовской даче в Юрмале. Он постоянно ссорился с властью. Так что Эдд – потомственный скандалист. А в сорок лет еще остаются силы что-то изменить.
Марсо снисходительно посмотрела на мужа:
– «А он хотел переделать мир, но, слава богу, не знал как». Нельзя браться за переделку мира, если сам еще недоделан.
Борис расхохотался:
– Да, с твоей женой не соскучишься, – он положил руку Эдду на плечо. – Сильно тебе достается, дружище?
Эдд равнодушно махнул рукой:
– Обычные унижения. Национал-демократический плевок ложится ровно в пяти сантиметрах от моих ног.
– Европейская норма, – Борис вынул их кармана трубку и постучал ею по костяшкам пальцев. – Слушай Эдди, без шуток, для меня это очень важно: Союзу, судя по всему, кранты?
– Да.
– Кто бы мог подумать…
– Подумать было можно. В России сбываются только самые несбыточные прогнозы.
– Как говорят немцы: Das uberunmuglichste ist muglich (самое невозможное возможно. – нем.). Теперь вопрос – когда?
– Как говорят китайцы: «Стрела уже пущена, но птица еще поет в кустах». Латвия выйдет из Союза в начале мая. Про остальных не знаю. Но они тоже выйдут. И начнется хаос.
– Хаос – это хорошоо, – задумчиво протянул Борис. – Помнишь, у Ницше? «Только тот, кто носит в своем сердце хаос, может родить новую звезду». А российский хаос – это еще и особый вид гармонии. То же самое, что заварить кашу.
– У Ницше: «Может родить танцующую звезду». Вот мы и потанцуем. Недавно был на совещании у Горбачева. Полный бред. Этот сукин сын выпускает на волю всех бесов.
– Надо перечитать Достоевского!
– Надо. Похоже, что Россия опять готовится растерзать себя с обычным для себя безумием. Тупая петроградская матросня 17-го по сравнению с нынешними московскими демократами просто ангелы.
– Ты же верил Горбатому [1] .
– Верил, не верил… Какое это теперь имеет значение? Редкая сволочь! Он, как царь Мидас. Только тот, к чему бы ни прикасался, превращал в золото, а этот все превращает в дерьмо.
1
Горбачеву.
Мокрый снег ударил Эдда по очкам, и он снял их, чтобы протереть стекла.
– Бр-р! Ну и погода! – Борис зажал трубку в зубах, расстегнул пальто и тоже стряхнул с него налипший снег. – С Россией все понятно. А что с Латвией? К какому берегу нас прибьет на этот раз?
– К новому берегу [2] . Relax от коммунизма здесь может быть только национальным, а так как национализм последнее прибежище сам знаешь кого, ничего хорошего не жди.
– Это-то я понимаю. Мне непонятно другое. Брюссель – не Москва, просто так денег не даст. Если националы не сменят риторику, то брюссельские бюрократы paradis mums tadu eiropas kunas mati [3] , что московские чиновники покажутся сущими ангелами.
2
Намек
3
… покажут нам такую европейскую кузькину мать (лат.).
– Ты, я вижу, еще не забыл латышский язык.
Борис сложил ладони рупором и прогудел по-латышски: «Не хочу быть пасынком Москвы, хочу быть иждивенцем Брюсселя». Потом вытер мокрые ладони о пальто и покачал головой: «И о чем только твои латыши думают? Надо же что-то продавать».
Эдд надел очки и вгляделся в пелену снега.
– Ты допускаешь типичную ошибку интеллигентного еврея, думая, что другие тоже думают. Никто ни о чем не думает. Все ликуют и поют. Первую республику погубило то, что народ относился к государству как к своему хутору. Сегодня мне опять говорят о совершенно фантастических качествах моего народа как землепашца. Кроме того, всем тут разъяснили, что Москва не понесет нефть ведрами и можно до скончания века стричь купоны с нефтяных терминалов Вентспилса, – Эдд сощурил глаза. Маслянисто-желтый свет фонарей падал на тротуар и расплывался ажурными кругами. – Видишь радужную лужу под ногами? Будем качать нефть из-под асфальта.
Марсо дернула Эдда за рукав пальто:
– Нам пора.
– Я вас подвезу! – Борис махнул рукой и рядом с ними, скрипнув тормозами, остановился «кадиллак».
– Спасибо! Нам недалеко. Надо забрать дочь из Дома офицеров. Она сегодня танцует и поет перед армией «оккупантов». Праздничный концерт перенесли за город [4] . Хватило ума. Детей привезут обратно на автобусе. Откуда у тебя «кадиллак»?
– Кормлюсь энергией распада, – рассмеялся Борис. – Завожу из Китая компьютеры, оформляю их как маринованный бамбук, плачу минимальную пошлину, отправляю в Китай часть денег. Остальные деньги перевожу китайцам как плату за постижение великой мудрости Конфуция. Это пошлиной вообще не облагается. Ну и еще по мелочам. Беру невозвратные кредиты, дистри..бутилую спирт «Рояль», перепродаю в десятый раз вагон сахара, записываю в конец видеокассеты ядреную немецкую порнуху. Много чего.
4
23 февраля – День Советской Армии.
– Я тоже торгую.
– Это невозможно! Чем же?
Эдд напустил на себя гордый вид:
– Псевдоконсалтинговыми якобы-услугами.
– Обналичка? Понятно! Вот почему мои компьютеры уходят влет.
– Буду гореть в аду.
– Из университета выгнали?
– Сам ушел. Избирался в Верховный Совет Союза. Не хватило какой-то тысячи голосов. Ты, наверно, знаешь – мой дед был делегатом Второго съезда Советов, на котором провозгласили советскую власть. А я хотел присутствовать на ее похоронах. Не получилось. Теперь вот избираюсь в Верховный Совет республики.
– Завязывай ты с политикой. У меня грандиозные планы. Отправлю тебя за границу. Заработаешь, прошвырнешься.
Марсо показала Борису кулак: «Я ему прошвырнусь».
Борис сел в машину
– Пока, ребята, я вас очень люблю, звоните!
Марсо зябко поежилась:
– Ну и тип!
– Хороший парень. Мы знаем друг друга с трех лет. Прирожденный фарцовщик и матерый сионист.
Они пересекли парк и вышли на широкий бульвар. Людей становилось все больше. Эдд посмотрел на жену. Она нервно озиралась по сторонам, не понимая, что происходит. В нос ударил едкий запах толпы.