Прогулки по крышам
Шрифт:
Петля стянулась туже. Агата сказала сипло:
– А она может... объявиться?
Келдыш опустил руку и наконец посмотрел на Агату прямо.
– Нет. Вот это – исключено.
– Откуда вы знаете?
– Я видел, как она умерла.
Агата закрыла и открыла глаза.
– Вы...
– Не я! – перебил Келдыш с досадой. Скрестил на груди руки, словно готовясь к неизбежному и неприятному разговору. – Она умерла, – сказал веско. – Это я вам могу гарантировать.
– А как?..
– А вот этого я вам не скажу.
Теперь
– Почему?
Пауза.
– Смерть – очень неприятное дело, Мортимер, – сказал Келдыш тихо. – Очень. И очень личное – если ты не умираешь напоказ. Марина умирала не напоказ. Ее смерть... слегка примирила меня с ней. Это – все, что вы от меня услышите.
Он огляделся. Сказал, резко меняя тему разговора:
– К сожалению, наши апартаменты не так просторны и комфортабельны, как я привык...
Когда Агата изучала историю последней войны, столичные катакомбы представлялись ей чем-то таинственным и романтичным. После часового путешествия вслед за Келдышем по темным запутанным закоулкам катакомбы превратились просто в слишком большой, пыльный, захламленный, а иногда и загаженный подвал. А «апартаменты», которые выбрал Келдыш, были маленьким ответвлением от основного коридора. Здесь стояли старые ящики, лежанка из досок на таких же ящиках, покрытая истлевшими тряпками. Келдыш быстро произвел ревизию имеющейся «мебели», починил шатавшуюся, выкинул тряпки, отгреб мысами дорогих замшевых ботинок крошево камней к стенам. И с сознанием выполненного долга объявил: «Будем жить здесь».
Агата повертела головой.
– А это все и правда осталось с войны?
Келдыш задумчиво осматривал стены.
– Вполне возможно, хотя я не узнаю... А может, здесь жил-поживал поссорившийся с родителями подросток. Или бомж. Или какой-нибудь скрывающийся преступник...
Агата втянула голову в плечи. Келдыш сообщил равнодушно:
– Я выбрал ветку, по которой давно никто не ходил. И слегка запутал следы.
– Значит, никто случайно на нас не наткнется?
– Ни случайно, ни нарочно. Вы, надеюсь, не страдаете клаустрофобией?
– Не страдаю, – буркнула Агата. – А если б страдала, вы бы наверняка что-нибудь придумали...
Он снисходительно проигнорировал ее неумелую насмешку.
– Рад, что вы так высоко оцениваете мои таланты! А как насчет темноты?
– Я же не маленькая!
– Но помнится, вы говорили, что в детстве могли уснуть только с котом в обнимку...
Веское молчание.
– Кота здесь нет.
Он что, хочет предложить взамен кота себя? Агата озадаченно моргала.
Келдыш наблюдал с иронией.
– Я имел в виду только то, что светильник не погаснет, – сказал он, вдоволь понаслаждавшись ее растерянностью.
– Что, неужели наконец-то ваша магия?
– Нет. «Вечная» батарейка.
Сон все не шел, хотя Келдыш рядом дышал ровно, глубоко. Успокаивающе.
Агата
Интересно, а что чувствуешь, когда тебя целует взрослый мужчина? Мокрые напористые поцелуи Алекса совершенно не объясняли, что такого в поцелуе, о котором так часто твердят – едва ли не чаще, чем о сексе. Или это обычное всеобщее взрослое притворство – стыдно признаваться, что тебе не нравится и даже противно то, что должно волновать и нравиться по определению?
А как целуется Келдыш?
Как тогда он говорил в гостинице: «Яне тискаю. И не лапаю. Я ласкаю женщин...»
Со смешанным чувством стыда, страха и волнения Агата представила, как он поворачивается, обнимает ее и...
– Послушайте, Мортимер, – сказал Келдыш, не открывая глаз. – Спите. Не будите зверя.
И повернулся к ней спиной. Агата осторожно и длинно выдохнула. Он ведь не умеет читать мысли? Ведь нет? Келдыш опять дышал ровно, но Агата ему уже не верила. Послушно замерла. От стены сильно тянуло холодом. Агата подумала-подумала, натянула на руки длинные рукава куртки и, свернувшись клубком, уткнулась лбом в твердую спину.
Она просыпалась медленно, словно толчками. Ее крест-накрест обнимали теплые руки, прижимали к большому горячему телу. Келдыш еще и придавил ее бедро тяжелым коленом – так что Агата шевельнуться не могла. Наверное, он всегда так спит, подумала она сонно, когда спит не один. Ему так удобно. Ей же было странно...
– О, как мило, – произнес кто-то кислым голосом.
Агата вздрогнула. Она знала, что Келдыш тоже проснулся – его руки чуть напряглись, сбилось ровное глубокое дыхание...
– Не дергайся, не дергайся, Черныш. Это только я.
Келдыш медленно повернулся и сел.
– Привет, Генрих.
Агата нашла очки у свернутой куртки, служившей им подушкой, и выглянула из-за спины Келдыша. Его плечо слегка шевельнулось, как будто он хотел задвинуть ее обратно. Не задвинул. Агата увидела стоящего перед ними пожилого светловолосого мужчину в красивом сером костюме.
– Здравствуйте-здравствуйте, фройляйн, – сказал он приветливо.
– Здрасьте...
Он окинул Агату внимательным взглядом и вновь обратился к Келдышу.
– Стареешь, мальчик. Что такое? Я обошел все твои ловушки. А если б я был не я?
Келдыш громко зевнул и потянулся.
– Ловушки не на тебя ставились. Как нашел?
– Во время войны я тоже бывал в этих катакомбах, если не помнишь, – ворчливо сказал Генрих. Огляделся, проверил пальцем на пыль поверхность ящика, поднес к глазам, вздохнул и уселся. Вновь поглядел на Агату. – Так-так, значит, вот как обстоят дела?
Келдыш провел рукой по взлохмаченным волосам.
– А как, на твой взгляд, обстоят эти самые дела?