Прогулки по лезвию

Козлов Валерий

Она запустила руку под матрац в изголовье. Достала ракетницу. Откинула ствол - как всегда, в патроннике сидела красная ракета.

Наталья собрала свои вещи в рюкзак, положила туда и ракетницу. Вышла из палатки, прищурив от осеннего солнца глаза, и тут у неё потекли настоящие слезы. Она решила идти к берегу, думая, что будет там сидеть, пока не оттает сердце Сергея, пока он хотя бы не принесет ей зарплату. Тут она с ним и поговорит.

Захватив на кухне буханку хлеба, несколько огурцов и луковиц, она отправилась к ямке. Двадцатилитровая бутыль была на месте.

Кое-как, через самодельную бумажную воронку она отлила спирта в пластмассовую бутылку с недопитой фантой, получилась обжигающая, но приятная смесь.

Разожгла костер и стала ждать.

Часа через два пришел Зуев. Сел рядом, спросил:

– Сидишь?

– Сижу. Выпить хочешь?

– Что-то не хочется, - грустно ответил Зуев.
– Я тебе деньги принес.

За полтора месяца плюс полевые.

Распишись.
– Зуев достал несколько ведомостей.
– Не густо, конечно, но если не пить, до Нового года дотянуть можно.

– А он что? Сам боится прийти?
– спросила Наталья, чувствуя, как слезы вновь наворачиваются на глаза.

– Да вот не мог чего-то... Ты на ужин-то подходи, а уж потом я тебя к ночному поезду отвезу.

Когда шофер ушел, Наталья поняла, что судьба её решена.

– Скоты!
– крикнула она в ту сторону, куда ушел Зуев.
– Все мужики скоты!

Она ещё выпила, разделась догола и вошла в воду. "Возьму и утоплюсь вам назло".

Вода почти не остудила её. Не от холода, от обиды её губы тряслись.

– Скот! Я с тобой рассчитаюсь!

Она опять выпила. Достала ракетницу, осмотрелась в поисках подходящего камешка. Но кругом был песок и сухие ветки. Тут она вспомнила о золотых зубах. Сыпанув все шесть коронок в ствол, она палочкой забила газетный пыж. "Вот так, милый мой!"

Убрав ракетницу в карман рюкзака, она, несколько успокоенная и опустошенная, сидела, привалившись спиной к откосу, и взвешивала на руке пузырек с "эликсиром мечты". "Если не выпью, - решила она, - ничего не получится".

После "капелек" оставалось ждать вечера и бороться со сном.

Ее разбудил тот же Зуев.

– Пошли, что ли?

– Куда еще?
– сонно спросила она.

– К ночному экспрессу.

– Нет, голубок, мне ещё с начальником поговорить надо.

– Нету его, - буркнул Зуев, явно недовольный назапланированной ночной поездкой.

– Как нету? Куда же он, трус, спрятался?

– Никуда он не прятался. Его Максимов повез пьянствовать к местным охотникам. Мясо-то для экспедиции нужно доставать.

Они шли по жухлой траве к лагерю.

– Его нет, его нет, - монотонно повторяла Наталья.
– Все рушится...

Негодяй! Козлище! Я не уеду, не увидев его!

Зуев, шедший впереди, обернулся:

– Поехали, Наташ, так всем будет лучше.

Она подумала и спросила:

– Точно? Будет?

– Точно.

– Тогда поехали. Правильно, надо убираться отсюда к чертовой матери!

Тем более мне срочно нужно в Москву.

Новый бредовый план родился под воздействием "эликсира мечты".

Они

стояли на низкой платформе в ожидании поезда. Дул ночной ветер, по платформе летели обрывки газет, всякий мусор, Наталья куталась в тонкую демисезонную курточку. Зуев поднял на своем ватнике меховой воротник, покуривал, и они прохаживались по безлюдной платформе, не зная о чем говорить. Вдруг Наталья заплакала. Зуев неловко обнял её одной рукой, стал говорить какие-то трафаретные фразы, она повернулась, положила голову ему на грудь, на его пахнущий бензином ватник, и, всхлипывая, пыталась объяснить, что ей очень страшно одной.

– Да будет тебе. Да ладно тебе, - повторял Зуев растерянно.
– Подумаешь, одна. Ты молодая, симпатичная, все у тебя устроится. Ты только не пей много и вообще не дури там, в Москве. Устройся на работу куда-нибудь. Ты устроишься, ты симпатичная.

Постепенно Наталья успокоилась, протерла глаза краем косынки, и они опять замолчали надолго, стояли обнявшись. Зуев закрывал её от холодного ветра. Он собирался оставить ей телефон своих родителей, но в последний момент передумал.

У Натальи был купейный билет, и так получилось, что в купе она оказалась одна. Даже в Вологде никто не подсел, так она и ехала до самого Ярославля наедине с тяжелыми мыслями.

Время от времени она прикладывалась к двухлитровой пластмассовой бутылке.

В Москве она сдала рюкзак в камеру хранения, взяла с собой спортивную сумку, в которой были самые необходимые вещи.

Первым делом она решила связаться с ребятами, с Толиком и Вовиком.

Но ни того ни другого дома не оказалось, и сколько она потом ни звонила, тратя дорогие жетоны, не могла их застать. Бесконечное хождение по огромной Москве за сутки её измотало, она устала, как не уставала в экспедиционных маршрутах. Наконец в Замоскворечье ей удалось снять комнату в большой коммунальной квартире.

Все жильцы были выселены, за исключением одного алкоголика, которому фирма никак не могла подобрать вариант для обмена. Фирма готовила эту квартиру для кого-то из "новых русских".

Наталья дала задаток, и сосед начал бегать за водкой, за портвейном, за пивом. Четыре дня Наталья не просыхала с этим соседом. Она два раза звонила Блинову, пыталась выяснить, не переменил ли он к ней своего отношения, но тот разговаривал с ней грубо, повторял, что между ними все кончено, чтобы она не совала свой нос, чтобы забыла номер его телефона.

Каждый вечер она звонила ребятам. Их по-прежнему не было дома, а родственники постоянно спрашивали Наталью, кто звонит. Наконец она разговорилась с матерью Толика. Голос у женщины был одновременно жалобным и трагичным.

– Наташенька, - сказала она, - Толик так много о вас рассказывал.

Он все время вспоминал экспедицию.

А теперь у нас горе... Они с Виктором куда-то ушли, и обоих нет уже больше недели... Мы не знаем, что думать...

Наталья пробормотала пару утешительных фраз, мрачные предчувствия, связанные с золотом, с продажей тех проклятых коронок, заставили её замолчать.