Прогулки с бесом. Том четвёртый
Шрифт:
Существует заблуждение: детей должен воспитывать отец, а роль женщины в процессе воспитания сводится к малому: накормить, вычистить дитя от говна, вылечить и вытереть слёзы после получения шишек. Что ещё? Короче: женщина даёт остальное, чего нет у мужиков. Отцы - это "идеология", нередко пьяная, скотская, подлая, жестокая, бесчеловечная идеология... Какая ещё? Бывают исключения: от отца не получил ни единого подзатыльника, но мать воспитывала физически, кое имело название "бойло". Не битье, а "бойло", но женское бойло не эффективное
Слабое физическое наказание имело другое определение:
– Нет разумения бойлом не поможешь. Бей, не бей проку мало наказания в виде подзатыльника назывались "согнать муху". Иногда применяла название "оголтух", но поскольку не знал значения реакция на звание была нулевой.
Как воспитанница приюта мать делала словесные вставки из приютского языка. Язык обычный, русский, но если уголовный мир имеет свои слова - изолированный приютский мир свои.
Как ныне звучит приютский язык нам неизвестно, но из старого буду делать вставки.
Если сестра что-то делала не так, как мать и не исправлялась в следующей порции работ получала от матери "стукуша" Что значило "стукуша" перевода мать не делала, и только взрослым, поняв смысл "стукач", вспомнил матушкину "стукушу" в адрес сестре и улыбнулся:
– Мать, ты не знала кто такие "стукушы", употребляла звание и не знала. "Стукач" означает "доносчик", а "стукуша" доносчик женской породы. Кому и что доносила дочь? Никому и ничего, потому и не могла быть "стукушей"
– Сообщи о себе: "... а сынок, в случаях проявления бестолковости и непослушания награждался "туйбнем"
– ... если со "стукушей" ясность - "туйбень" остаётся не выясненным и до ныне.
Если отпрыску (мне) приходили неприятные минуты жизни и доводили до слёз мать утешала:
– "Не плачь - куплю калач, будешь плакать - куплю лапоть" - упоминаемые предметы не присутствовали в памяти, ни о чём не говорили, не вызывали эмоций, но действовали благотворно и быстро уводили глаза "с мокрого места".
– Сядь, а то висят, оторвутся - расшибутся!
– из речения понимал предложение сесть, а кто эти таинственные, коим грозил отрыв и опасность расшибиться - расшифровок не было.
Ах, какая прелесть матушкиныприютские песни! В каком-нибудь до переворотном издании и проживают прелесть:
"... мы с галёрки полетели
ум-па-а-ра-ра!
Лаптем барыню задели
Ум-па-а-а-ра-ра!
Эх, было весело нам,
всё делили пополам
ум-па-а-а-ра-рам!
–
и не меньшая прелесть:
– "Семён Савельич, не форси,
брюки старые носи!
– "Я, ребята, не форшу, но
брюки новые ношу"!
– Семён Семёныч - воспитатель. И "Камаринского" от матери услышал:
– "Ах, ты, сукин сын, камаринский мужик!
Он не хочет своей барыне служить,
он идёт, идёт - попёрдывает
и в бумажечку завёртывает"!
Была и лирика:
"Птичка-свет, не улетай,
оставайся
Мы дадим тебе конфет,
чаю с сухарями!"
– в каком сборнике русских песен вычитала о чаепитии в обществе птички и о сухарях-конфетах? В приюте? Но если детские приюты во все времена и у всех народов были, есть и останутся жестокими - как быть с птичкой? Не знаю ни единого литературного произведения, где писатель поминает приют "раем", таковые произведения существуют, но прошли мимо зрения и слуха
– "Сама садик я садила,
сама бу-у-ду поли-ва-ать,
сама милава люби-и-ла,
сама бу-у-ду забывать..." -
простое и короткое музыкальное произведение заводило в тупик парой начальных слов "сама садик", кои за слитность в исполнении проходили за "самосадик".
Самосад не пребывал в таинственности: помогая иноземному напарнику из фирмы "Германские железные дороги" в перевозке военных грузов родитель не забывал и себя: закупал соседнем тоже губернском городе травяное крошево из листьев тёмно-зелёного окраса, с добавлением дробленых стебельков светло-бежевого окраса в звании "самосад", кое и при открывании мешка вызывало неудержимый чих. Некурящий отец смеялся.
Остаётся невыясненным правильное название самосаду, но собственные рассуждения говорят:
– Если выращиваешь табак, вторую, после самогона, мужскую утеху - да, так и есть, "самосад", сам растишь, ни у кого не просишь помощи, урожай убираешь в одиночку и наслаждаешься ароматом высушенного и горящего растения, а если кто-то другой вмешивается в святое дело выращивания табака - это не самосад.
– "Самосад" объясняется иначе: в "стране советов" на выпивку и табак монополию держало государство, и за подпольное выращивание табака и самогоноварение гоняли-преследовали, породив в подданных необыкновенной силы упорство в отрицании:
– Вот, ей-ей не сажал, сам вырос, самосадом!
– Верить?
– Как хочешь, есть иное толкование - набивай....
Иногда, нагрев большой чугунок воды на плите мать, предложив раздеться и проследовать в корыто, напевала:
– Мойся, греха не бойся,
я тебя не трону,
ты не беспокойся...
–
в исполняемом произведении понимал факт мытья, но "греха не бойся" проходило мимо...
– Ленты в бантики, ленты в бантики,
ленты в узел вяжу-у-тса-а-а,
мой милё-о-о-нок ненаглядный
передо мной кура-а-житс-а-а!
"Шар голубой" услышал от матери, а после войны в фильме "Юность Максима":
"Кружится, вертится шар голубой,
кружится, вертится над мостовой,
кружится, вертится, хочет упасть,
кавалер барышню хочет украсть.
Где эта улица, где этот дом,
где эта барышня вся в голубом?
Вот эта улица, вот этот дом,
вот эта барышня, что я влюблён"!
А через годы простая, но красивая мелодия встретилась с иными словами: