Прогулки с бесом
Шрифт:
Низкая производительность "Олимпиии", не помощник иноземная техника в святом деле отвода карающего меча правосудия... Дивная работа адвокатов: хоть и правый суд, а отвести меч нужно.
– Чего не нанял секретаршу с отличной техникой работы на машинке?
– Чем платить?
Неожиданное появление машинки без слов напомнило о болезни всех пишущих: страдаешь "поносом слов и запором мыслей" - на выходе графоман, "понос мыслей и запор слов - зануда".
– Помяни дарителя буквопечатающего устройства добрым словом, ибо агрегат с женским именем "Олимпия" умытыми, изящными литерами
– Поносная средина между словами и мыслями золотая, она-то из любителей стучать одним пальцем по клавишам буквопечатающего устройства иноземного изготовления делает писателей. Позже, или никогда...
Глава 19.
Визит соглядатаям.
К концу земного существования с ужасом осознал факт потери любви родины. Ни то, чтобы напрочь остыл-охладел в каких-либо позициях вроде "вот это в родине люблю, а вот это - нет", а полную потерю любви, что-то похожее на амнезию...
В финале потерять последнюю ценность? Это в молодости по слабости разумения можно чего-то не понимать и не любить родину по причине юношеского слабоумия, молоди хватает объектов любви и без родины, но в старости с любовью родины должен быть идеальный порядок с полной раскладкой чувств по полочкам. Смут и шатаний у стариков в вопросе любви родины не должно быть, а ежели таковые появляются - причину отклонений следует искать на стороне. Мне проще: потерю любви родины сваливаю на бесовские происки.
– И моей вины в потери твоей любви родины не вижу, адресуй гнев телевиденью, оно показывает шахтёров, коим владельцы шахт, ваши "добрые руСкие люди" не отдают заработанные гроши. Не имею возможности одновременно всем шахтёрам в уши сказать:
– Мужики, согласны работать на хозяина иноземца? Из немцев, ваших всегдашних врагов, кто во все времена, денно и нощно, мечтал покорить русский народ? Шахту иной сделает, ваши любимые и частые взрывы угольной пыли и метана со многими жертвами прекратит, водяной способ добычи угля, как в Европе, применит? Честно заработанное своевременно отдавать будет и не даст повод заявить в свой адрес:
– Живоглот проклятый!
– на деле боится бога, а вы дальше призыва "побойся бога" не идёте. Когда-то верили и жили отвратно, отказались от веры - ничего не достигли, ныне к старой вере вернулись, а житейское благополучие мало в чём изменилось. Инородец быт улучшит, из бараков столетнего возраста в нормальное жильё переселит. Ага, "без удобств во дворе", но с нужными человеку условиями. Короче: изменит жизнь в лучшую сторону... А, то, ведь, непонятное происходит: родина на всех одна, но разница вашего и хозяйского жития не соизмерима. Это хозяин обязан крепко и горячо любить родину, он с родины имеет намного больше, но на родине сына суки не видно, и всё, что с вас сдирает
– Куда тянешь, вражина!? Как можно родину предавать и на врага работать!? А петлю на шею не хошь!?
– Молодца, не продавайте родину, пока хорошей цены не предложат! При всякой купле-продаже, будь то родина, отец-мать важна цена. Невозможно продать, что не имеет цены. И родина не продаётся до поры, пока труд на благо родины в ином месте не оценят выше, чем на родине.
Случаев продажи родины больше, чем необходимо на глубокое расстройство, но полный список особей, поменявших родину на лучшее житие не составлен.
– Если с явным предателем полная ясность - с тайным не всё так просто.
Рядовые смертные не знают названий островов в тёплых морях и океанах, где кормильцы народа холят телеса свои, а потому определить в узилище Иродово "благодетелей не могут.
– В тюрягу, то есть?
– В неё, родимую... "Воруют все, кому не лень, ворует северный олень, ворует вошь, ворует гнида, ворует тётка Степанида..."
– Не уродуй классику: в подлиннике не "воруют", но поминают русским словом акт совокупления.
– Какая разница! Яркий, наглядный пример продажи родины остаётся за "вождём всего мирового пролетариата".
– Кто таков?
– Темнота! Когда верха снизошли и оповестили трудящиеся массы в полный голос, что, дескать, "великая октябрьская р-р-революция сделана "во'гдём" на деньги из Германии", но как факт предательства сказался на святости "во'гдя" - правдивые СМИ ни словом не обмолвились.
Яркий факт отказа от родины, без смущения, показали жители каменистого острова, конфискованного у японцев по "решению международного суда" в памятном сорок шестом. На чужие островные голые камни с полным набором "дум и стремлений о прекрасном будущем", отличных от дум законных хозяев острова, соотечественники явились немедля после окончания Большой Войны.
Но случилось, что и должно случиться: то ли устремления и надежды прибывших были некачественными, низменными, или новым обитателям что-то (кто-то) мешало устроить нормальную жизнь на новом месте, но через много лет пребывания на чужих островах в организме поселенцев выработалась стойкая житейская безнадёга, неизлечимая лучшими отечественными лекарствами, а когда заблудившийся на голом острове корреспондент российского ТВ задал "коренным" обитателям провокационный вопрос, иных работники ТВ не задают:
– Согласны жить под управлением японцев?
– островитяне, измученые многолетним бардаком собственного изготовления, не сговариваясь, одним голосом ответили:
– Всё едино под чьим управлением быть, лишь бы жизнь повернулась к лучшему!
– Надо дойти до такой степени зачумления, чтобы от японцев милости ждать! Это ли не явная измена родине?
– Полная, прямая, понятная, не требующая доказательств строго судимая измена! Что ценно в твоём народе: ничего о житие на чужих и голых островных камнях не знали, но всё же кинулись на край земли. Простительно, если бы отправились со словами: