Проходимец (сборник)

Бабука Автор

Что-то слишком большой объем корреспонденции для усвоения за одни сутки получается: днем роман в письмах «Чен и Клейфилд», вечером Вероникина меланхолическая эпистола. Может, мне на сон грядущий переписку Белинского с Гоголем почитать или Энгельса с Каутским? Впрочем, в этом нет необходимости. С той стороны опустившейся перед глазами прозрачной пленки, широко раскинув руки и улыбаясь мне как дорогому другу, стоит Морфей. Я шагаю ему навстречу сквозь расступившийся экран и вдруг передо мной вдалеке – лиловые зубцы гор, а к ним бежевой лентой устремилась дорога. Я лечу над дорогой на черном коне бесшумно и необычайно быстро, на мне блестящие латы и шлем с открытым забралом. Передо мной на седле боком сидит Вероника и обнимает

меня за шею. Шлейф ее платья парит над землей как парус, сорванный ветром с мачты корабля. У нее почему-то длинные светлые волосы, как у Алены. Она наклоняется ко мне и говорит со вздохом Галининым голосом: «Я сдала экзамен. Теперь всю жизнь буду выдавливать гнойные прыщи из негров. Ах, какая я несчастная! И впереди только ненавистная работа, пустота и одиночество. Тебе совсем не жалко меня?» Печальный и благородный идальго смотрит в глаза своей дамы, успевшие почему-то принять азиатский разрез, и отвечает: «Конечно жалко, любимая, мне всех нас жалко. Подожди немного. Видишь впереди эти горы? Там за ними – нет ни забот, ни тоски, ни одиночества». – «А что там?» – «Ничего».

Глава XXXI. Шутка

Над бухтой Виктория, срываясь с крыш зданий и вершин гор позади них, танцуют огни. Длинные бледные пальцы прожекторов мечутся из стороны в сторону, гладят, щупают черный шелк неба. Сияющие фонтаны возникают на мгновение, чтобы разбросать вокруг прямые струи, тут же исчезнуть и через секунду брызнуть где-то совсем в другом месте. Пульсирующими венами пробегают вверх, вниз и наискосок трассы огней. То слева, то справа, будто в одно мгновение объятые неоновым пожаром, вспыхивают целые небоскребы – огромными пятнами, синими, красными, зелеными, золотыми. В смене цветов и форм – одновременно хаос и порядок, как в калейдоскопе. Узор за узором возникает и распадается, подчиняясь музыке, то быстрой и тревожной, то почти веселой, полной ускользающих восточных гармоний. И все это великолепие переплетенных лучей и вспышек радужным заревом отражается в воде бухты, растекается, перемешивается на ней, как на гигантской палитре, обдавая разноцветными брызгами корабли и паромы.

Через несколько минут музыка смолкает, огни гаснут. Голос из динамика благодарит публику за просмотр удостоенного наград шоу «Симфония света». Толпа, только что стоявшая, замерев, на набережной под нами, начинает свое обычное движение – во все стороны сразу. Смотровая площадка, на парапете которой мы с Тони сидим, постепенно пустеет, по мере того как многоязыкий поток людей стекает вниз.

– Как же это красиво! – поворачивается ко мне Тони. Действительно симфония света. Даже, скорее, балет. В жизни ничего подобного не видел. Ближайшее, что приходит в голову – это музыкально-фонтанное шоу перед гостиницей «Белладжо» в Лас-Вегасе, но тут ведь совсем другой масштаб. Целый город дает представление!

– Да, Тони, что тут говорить – зрелище впечатляющее.

– Надо будет обязательно привезти сюда Оливию и показать ей это!

– Конечно, привези. И детей захвати.

– Да, надо когда-нибудь. Дорого, правда. Ну, ничего, – Тони улыбается. – Главное – что я скоро их увижу. Соскучился очень.

– Ничего, Тони, через три денька сядем мы с тобой на самолет и в-ж-ж-ж-ж, – я раскидываю руки в стороны. – Домой!

– Не верится как-то, что мы закончили этот проект, – качает головой Тони.

– Ну, не совсем, надо будет кое-что доработать, подвязать концы, – поправляю я.

– Да, конечно, и все же невероятно, что нам удалось получить такие результаты и так быстро, – улыбается Тони. – Должен признаться, я не особенно надеялся. Думал, что плохие парни окажутся осторожнее. Это же надо, писать о таких вещах по электронной почте.

– На самом деле, это вовсе не так удивительно. Когда год за годом все сходит с рук, когда тебе дана полная свобода действий и никто не задает вопросов, если ты даешь нужный результат, люди начинают

зарываться. Это универсальное правило. Начинаешь чувствовать себя самым умным, неуязвимым, суперменом, в общем. И потом аппетиты растут все время. Поэтому даже самые хитроумные жулики, в конце концов, попадаются.

– Это точно, – соглашается Тони. – Жан Ранбер и Сандра должны быть довольны нашей работой. Кстати, что ты в своих еженедельных звонках говорил Ранберу о ходе расследования? Он знает, что ему предстоит увидеть?

Похоже, Тони предвкушает похвалу руководства и премию в конце года. Оно и понятно: деньги-то в семье никак не лишние, даже такие крохи, как ожидающий нас – может быть – бонус.

– Только в общих чертах, я бы сказал, очень общих, – отвечаю я. – Не хотелось преждевременно создавать ажиотаж. Всегда лучше превзойти ожидания начальства, чем наоборот.

– Это так. Но ведь как все красиво сложилось, каждый элемент на своем месте, и все подходят друг к другу. Картина вырисовывается совершенно четко. Вернее, целых три картины.

Тони воодушевляется. Я его понимаю. Мне тоже иногда удается почувствовать это волнение, когда из разрозненных кусков, с которыми еще недавно не знал, что делать, вдруг складывается некая мозаика.

– Ты подумай, – продолжает Тони вдохновенно, – Клейфилд, должно быть, во время одного из ранних визитов в Азию, вступает в сговор с Ченом. Это действительно идеальный союз. Чен имеет неограниченную свободу действий в Азии и полное доверие Логана. Клейфилд обеспечивает прикрытие из центрального офиса.

Тони прав, трудно найти лучшую, без ненужного изящества выражаясь, крышу, чем начальник юридического департамента, который к тому же является еще и главным уполномоченным по этике. Непреклонный страж законности, кроме всего прочего ведающий казначейством и учетом ценных бумаг. Встретились два одиночества, понимаешь.

– Итак, картина первая. «Грэнд Эмперор» обманным путем получает доступ к лучшим изделиям по бросовым ценам и реализует их на иностранных рынках. «Логан Майкротек» теряет десятки миллионов; Клейфилд, Чен и его прихлебатели деньги подбирают и кладут в карман.

– Молодец, Тони, хорошо излагаешь. Кратко и по существу, – хвалю я.

Тони кивает.

– Картина вторая. Клейфилд направляет сто двадцать миллионов долларов, – ты подумай только, Павел, сто двадцать миллионов, выделенных на совершенно другие цели, в некий частный швейцарский фонд, присваивает проценты и делит их с Ченом. «Логан Майкротек» опять теряет десятки миллионов в живых деньгах, а Клейфилд с Ченом подбирают их и кладут в карман. Каково?

Плюшевый мишка переводит дух.

– И наконец, картина третья: Клейфилд использует свое влияние на Логана, чтобы оформлять опционы для себя, Чена и некоторых других приближенных прошлыми датами. Логан подписывает все, что ему подсовывают. В результате, отчетность за несколько лет должна быть пересмотрена, снова десятки миллионов убытков, которые осели в карманах Чена с Клейфилдом.

Тони торжествующе смотрит на меня, как школьник, хорошо ответивший трудный урок.

– И все это под самым носом у Логана, – резюмирует Тони Мак-Фаррелл. – Два его заместителя доят его же компанию как хотят, а он и ухом не ведет. Логана жалко, конечно. Но в этом есть и его вина, и немалая: так управлять компанией нельзя. Я думаю, любого из этих эпизодов будет достаточно, чтобы поставить вопрос о служебном соответствии Логана. А уж всех трех вместе и подавно.

Каким приятным мог бы быть сегодняшний вечер. Жара спала. По бухте разбрелись огоньки кораблей и паромов. В такую ночь хорошо было бы гулять с какой-нибудь хохотушкой, обнимать ее за плечи и говорить ей на ухо разную чепуху. А я сижу на парапете с Тони, и от того, что я должен сейчас ему сказать, у меня головокружение и тошнота, как в детстве после катания во дворе на карусели-воротцах. Наконец я заставляю себя открыть рот.