Происхождение христианства

Каутский Карл

Поэтому в Египте рано начало развиваться монашеское отшельничество. В Александрии возник неопифагореизм, там же, в четвертом столетии нашей эры, зародилось христианское монашество. Но уже александрийское иудейство породило своеобразный монашеский орден терапевтов.

Сочинение «О созерцательной жизни», в котором о них повествует Филон, считали подделкой, но в этом случае подозрение оказалось неосновательным.

Терапевты, рассказывает он, отказываются, как мудрецы, от своего имущества, которое они раздают родственникам и друзьям, покидают братьев, детей, жен, родителей, друзей, родной город и находят себе новую родину в общении с единомыслящими. Такие общежития находятся во многих местах Египта, в особенности

около Александрии. Здесь каждый живет в отдельной келье, недалеко друг от друга, и проводит свое время в благочестивых размышлениях. Пища их очень проста: хлеб, соль и вода. В субботу все они, мужчины и женщины, собираются в общем праздничном зале, но женщины отделены от мужчин стеной. При этом произносится проповедь и поются песни. Они не употребляют ни мяса, ни вина и отрицают рабство. Но о том, трудятся ли они и чем занимаются, мы ничего не знаем. По всей вероятности, они жили приношениями друзей и доброжелателей.

Вполне возможно, что александрийские иудеи принесли с собой воззрения терапевтов в Палестину и, таким образом, оказали влияние на ессеев. И все-таки первые коренным образом отличаются от последних. Терапевты жили в созерцательном бездействии, чужим трудом, ессеи трудились настолько усердно и зарабатывали так много, что могли не только себя прокормить, но и уделить из своего избытка нуждающимся. И те и другие одинаково отрицали частную собственность. Но терапевты не знали, что им делать с благами мира сего. Труд был им так же нена-I вистен, как и наслаждение, они отказывались одинаково и от средств производства, и от средств потребления, а потому раздавали свое имущество друзьям и родным. Ессеи трудились и нуждались для этого в средствах производства; вот почему они не раздавали свое имущество друзьям, а складывали для общего пользования.

А так как они трудились, то они должны были поддерживать свою работоспособность и, следовательно, хорошо питаться. Строгий аскетизм немыслим для трудящихся людей.

Различие между терапевтами и в особенности пифагорейцами, которые больше болтали об аскетизме, бегстве от мира и раздаче имущества, с одной стороны, и ессеями — с другой, характеризует противоположность между палестинским иудейством и остальным культурным миром Римской империи в эпоху возникновения христианства. В ессействе мы встречаем ту же активность, с которой мы познакомились в зелотизме: она высоко поднимает иудейство того времени над другими культурными народами, бежавшими от наслаждения и искушения, потому что они боялись борьбы. Даже коммунистические тенденции принимали у них трусливый и аскетический характер. Ессейство могло развиться лишь вследствие активности иудейства. Но не только этой причиной объясняется его развитие.

При этом действовал ряд других факторов, объясняющих, почему это своеобразное явление развилось именно в среде иудейства.

В последнем столетии до Р. X. мы всюду замечаем, как вместе с ростом массовой нищеты развивается среди пролетариев и их друзей стремление помочь этой нужде путем организации. Общие трапезы, этот последний остаток первоначального коммунизма, образуют исходный пункт нового коммунизма.

В иудействе того времени потребность в объединении и взаимной помощи была особенно сильно развита. На чужбине соплеменники всегда сплачиваются сильнее, чем на родине, а никто не находился так часто на чужбине или оставался без родины, как иудей вне Иудеи. И готовность иудеев помогать друг другу бросалась так же сильно в глаза, как и их отчуждение от неиудеев. Тацит в одном и том же месте упоминает об их ненависти ко всем другим народам и об их готовности всегда прийти на помощь друг другу.

По-видимому, они очень упорно держались за свои коллегии с общими трапезами. Иначе трудно объяснить, почему Цезарь, запретивший все новые союзы, разрешил именно иудейские. «В то время, —

писал Гольцман, — как Цезарь поставил в зависимость от разрешения сената основание самостоятельных корпораций с собственным имуществом, он без всяких колебаний допускал образование иудейских коллегий с общими трапезами и собственным имуществом. При господствовавшем тогда стремлении объединяться в союзы, которых государство опасалось и потому преследовало, это допущение иудейских религиозных коллегий приводило к тому, что многие язычники стремились вступить в число членов этих коллегий в качестве так называемых боящихся Бога».

Вполне естественно было также, что такой союз у пролетариев принимал чисто коммунистический характер. Но в крупном городе он только с большим трудом мог идти дальше общих трапез за общий счет. Да и стимул для этого был не особенно силен. Одежда играла тогда на юге у пролетариев небольшую роль: она скорее являлась предметом украшения, чем защитой от непогоды. Для сна пролетарии крупных городов искали какие-нибудь укромные углы. Кроме того, поиски куска хлеба гнали их в различные стороны города, занимались ли они прошением милостыни, просто ли воровали или торговали вразнос и переносили тяжести.

Общая трапеза артели, в которую каждый вносил свою долю и принимал участие, даже когда он не в состоянии был сделать какой-либо взнос, — вот наиболее крепкая связь, соединявшая артель и служившая самым важным средством, чтобы защитить каждого от превратностей жизни, которые могли очень легко погубить обездоленного.

Совершенно другое положение встречаем мы в деревне. В отличие от города домашнее хозяйство и промысловая деятельность были там связаны. Общие трапезы требуют общего жилища и общего хозяйства. Крупные сельскохозяйственные предприятия встречались тогда нередко: большей частью это были хозяйства, основанные на рабском труде, но на этой ступени развития встречались и коммунистические большие семьи, семейные общины.

Палестина была единственной страной, где в среде иудейства сохранялось еще крестьянство, и оно, как мы видим, находилось в постоянной тесной связи с крупным городом, с Иерусалимом, и его пролетариатом. При таких условиях вполне возможно, что коммунистические тенденции, которые отличали иудейский пролетариат в большей степени, чем всякий другой того времени, были перенесены в деревню и получили там ту форму, которая характеризует ессейство.

Экономической основой ессейской организации являлось крестьянское хозяйство. «Они, — говорит Иосиф Флавий не без преувеличения, — целиком посвятили себя земледелию».

Но такая организация могла удержаться в деревнях лишь постольку, поскольку она пользовалась терпимостью со стороны государства. Производительное товарищество в форме тайного сообщества в деревне немыслимо.

Поэтому ессейство было связано с сохранением иудейской свободы. Гибель последней должна была повлечь за собой и гибель первого. Для существования в крупном городе, в форме тайного сообщества, вне свободной Палестины, ессейство не было приспособлено.

Но Иерусалим создал, однако, и другую форму организации, которая оказалась более приспособленной к потребностям крупногородского пролетариата во всей империи и которая в конце концов сказалась наиболее приспособленной к потребностям самой империи.

Именно эта организация, зародившись в иудействе, распространилась по всей империи и соединила в себе все элементы нового мышления, возникшие в процессе общественного переворота и разложения того времени.

Нам остается теперь рассмотреть еще эту организацию. Ею явилась христианская община.

Отдел IV. Раннее христианство

Глава 1. Первоначальная христианская община