Происшествие
Шрифт:
Его охватило отчаяние. Он воздел руки, собираясь просить аллаха о милости, но в цирюльню вошел Джемшир, и Решид приветствовал его. Усы Джемшира обвисли, он был бледен, глаза потускнели.
Решид подвинул ему стул.
Джемшир не сел.
— Вчера и парень выпил, — мрачно сказал Джемшир.
— Какой парень? — не понял Решид.
— Араб.
— Где же он пил?
— В шашлычной возле фабрики. Выходит, мы пили в лавочке Гиритли, а он по соседству…
Они обменялись долгим взглядом… Собственно говоря, выпить может каждый, тем более, если он при деньгах. Но здесь другое
— Ну, а что дальше? — спросил Решид.
Джемшир пожал плечами.
— Ничего. Выпил вино, съел кебаб, сел на свой велосипед и укатил.
— С Гюллю он виделся?
— Вроде бы им негде было… Хотя…
Джемшир вспомнил, как они с Хамзой помчались домой, узнав от Слепого Тахира, что Гюллю была в кино с этим смазчиком. Она не очень-то испугалась их и вначале просто отказалась разговаривать с ними.
Но когда они взялись за нее посерьезнее, выложила, что действительно ходила в кино, но до этого, мол, никому нет дела.
Джемшир так и обомлел тогда. А Хамза, тот готов был на месте ее прикончить. Это Джемшир удержал его. Джемшир вспомнил, как, оттолкнув его, сам принялся за Гюллю.
«Я тебе кто?»
«Отец».
«А раз я отец, ты должна мне повиноваться!»
Ох и прорвало ее тогда.
«Говоришь — отец мне, а что я от тебя видела, как от отца? Может, это ты меня кормишь? С тех пор как помню себя, сама зарабатываю на хлеб. „Отец“! Может, ты меня когда-нибудь спросил, досыта ли я ем? Есть ли у меня что одеть? Не спросил. А раз так, то хочешь — будь мне отцом, хочешь — не будь!»
Джемшир даже растерялся. От четырех жен у него было больше дюжины детей, но такого никто себе не позволял. А тут еще Хамза подбивает: «Сам распустил девчонку! Выдери ее как следует!»
«Коли так, посиди дома, я сам о тебе позабочусь. А на фабрике чтоб ноги твоей больше не было!» — сказал тогда Джемшир.
Гюллю не согласилась и продолжала дерзить.
«Поздно спохватился. Надо было раньше подумать об этом. Я привыкла к фабрике. И взаперти сидеть не буду!»
Вспыхнув, он взревел:
«Будешь!»
«Нет, не буду!»
«Задушу-у, убью!» — бесновался он.
А когда она выпалила, что ничего он с ней не сделает, Хамза не выдержал, рванулся к ней и надавал пощечин. Гюллю совсем обезумела, подняла на ноги весь квартал. Сбежались соседи. Люди видели, как она швыряла в него — в отца! — и в старшего брата все, что ей попадало под руку: графин, тарелки, чашки, — и с ужасом ждали, что будет дальше.
Джемшир окончательно растерялся. Таким он себя еще не помнил. Он совсем не хотел этого, не ожидал и не знал, как поступить. Он так и стоял, забыв закрыть рот, пока Решид не увел его, и только бормотал: «Случится же такое…» А потом на глаза ему попалась жена, и он выместил на ней всю свою злобу. Он схватил ее за косы, бросил на пол и бил ногами…
Все это до сих пор не шло из головы, и Джемшир сказал:
— Эта девчонка беспокоит меня!
Решид промолчал. Еще бы… Совсем от рук отбилась, непокорной стала,
— Если она по любви сошлась с этим черномазым, она покажет Рамазану-эфенди от ворот поворот, — сказал он.
Джемшир беспомощно посмотрел на цирюльника и развел руками.
— Да и Рамазан этот, говорят, никудышный человек… Что это за парень: подмаргивает, завлекает девушку, обнадеживает отца, а потом вдруг ждите — ищите его. Правильно я говорю?
Джемшир, соглашаясь, кивнул:
— Сколько я их вырастил… и ни одна не шла мне наперекор. И в кого она такая?
— Так чего ты держишь ее? Или покупателя нет…
— Найдется. Вот только прикручу ей хвост! И тогда — на все четыре стороны…
Продав дочерей и получив за них деньги, Джемшир и в самом деле терял к ним всякий интерес. Он вычеркивал их из своей памяти. Он даже не припомнит, как выглядели две дочери от первой жены. Он продал их и получил деньги… Никто не напоминал ему о них, тем более что обе пошли по рукам и попали в «заведение».
Джемшир достал четки и, заложив руки за спину, молча ходил из угла в угол тяжелыми злыми шагами.
Что ни день, то новые неприятности. В округе только и разговоров о сельскохозяйственных машинах. И особенно о машинах, которые могут заменить мотыгу… Вначале никто не обращал внимания на подобную чепуху, и тех, кто приносил эти слухи, попросту поднимали на смех. Но смех звучал все реже, особенно когда сведущие люди стали подтверждать, что в Америке, например, не только пашут и сеют машинами, но даже от ручной прополки уже отказались. Почтенные хаджи, правда, стояли на своем: «И в 1927 году об этом слышали! Тогда тоже взялись было пахать „фордзонами“! А где они теперь, эти „фордзоны“? На свалках поржавели. Вода уходит, песок остается. Берегите своих быков, и ничего вам больше не надо…»
Джемшир остановился.
— Как дальше жить, Решид? Я пропал, если сюда навезут этих машин, что могут сеять, полоть, жать. Пропал, как пить дать пропал, Решид!
Решид понимающе покачал головой:
— Что правда, то правда… Остается уповать на всевышнего, Джемшир! И может, все эти машины — чистая выдумка…
Джемшир стал быстро перебирать четки.
— Машиной можно пахать — это понятно. Ну, сеять. Но чтобы полоть…
В том-то и дело, что в кофейне Джемшир собственными ушами слышал, как богатые окрестные землевладельцы обсуждали преимущества «машинной обработки» земли. Один сказал: «…весь цикл, включая прополку, производится машинами… Об этом рассказывали люди, побывавшие в Америке и видевшие все своими глазами».
— Если так, батраки станут не нужны, — сказал Решид.
— Не может этого быть. Не слушай ты эти глупые разговоры. Ну вместо сотни станут нанимать десяток-другой…
Он подошел к двери. Долгим взглядом окинул улицу и пешеходов. Он стоял и провожал пустыми глазами извозчичьи фаэтоны с обитыми резиной колесами, юркие такси. Джемшир смотрел на улицу, знакомую ему до мельчайших подробностей, но ничего не видел. Его мысли были заняты этой проклятой девчонкой и этими машинами для прополки. Пусть не в этом году, но на следующий привезут машины, и тогда его дело лопнет: спрос на батраков упадет.