Происшествие
Шрифт:
— Мастер, — тихо спросил Кемаль, — ты когда-нибудь любил?
Мухсин горько улыбнулся, он словно ждал такого вопроса. Потом выражение его лица вдруг изменилось, оно стало серьезным, почти суровым.
— Да, любил! — сказал он.
— Интересно, кого же?
— Никого, вернее, каждого!
— Не понимаю…
— И не сможешь понять! Любить одну девушку — дело нехитрое, а вот любить всех женщин, всех детей, всех людей, — любить всех вместе… Понял?
Голос Мухсина дрожал, дрожали руки, губы.
К машинному отделению шли Хамза и
— Кемаль! — Мухсин-уста сжал его руку. — Кемаль!
Кемаль пробормотал себе под нос проклятие, но остался на месте.
Приятели прошли мимо и скрылись за углом сварочного цеха.
— Ничего! — подавив кипевшую злобу, проговорил Кемаль. — Я стерплю! Они думают, я испугался… Люблю ее, умираю от любви! А эти — чего они стоят? Мелюзга…
Мухсин умолял как мог.
— Ее отца зовут Джемшир, пойми ты это! Вербовщик Джемшир из нашего квартала. Он продает своих дочерей за деньги. Бог Джемшира — деньги! Деньги, и ничто другое.
Кемалю стало не по себе. Он начинал злиться на мастера. Девушка со слезами на глазах просит: «Спаси меня, я хочу убежать к тебе, я люблю тебя, ты для меня все на свете!», а послушав Мухсина, он — честный, уважающий себя человек — должен ответить: «Нет, Гюллю, я боюсь твоего отца и брата, они могут поколотить меня, а то и убить». Так поступает мужчина?
Кемаль повернулся и молча пошел от двери, от Мухсина-уста и его советов. Но почти тут же столкнулся с Пакизе. Та остановилась, уронила на пол сложенный вчетверо листок бумаги. Он поднял его. Пакизе направилась к выходу и шмыгнула мимо мастера на улицу.
Мухсин все видел и в который раз грустно покачал головой. Он встал, пошел в машинное отделение. Кемаль читал записку; Мухсин начал незаметно наблюдать за ним. Сколько надежды возлагал Мухсин-уста на этого парня! Хотел привить ему любовь к чтению. Кемаль напоминал ему молодого героя из прекрасного романа. И вот, как герой, он на глазах погибал от любви.
Кемаль вывел за ворота фабрики свой старый велосипед, ловко прыгнул в седло и, вместо того чтобы повернуть к дому, медленно поехал по мощеной улице в противоположную сторону. Нет, он не поедет домой. Надо показать этим бахвалам, что он не боится их. Пусть скажут, что им от него нужно. Вот сейчас он один, а их будет двое. Драка так драка, смерть так смерть! Но если умирать, так уж как подобает мужчине. И плевать на мастера Мухсина и его жалкие слова: «Откажись от этой девушки, откажись!» Нет, он ни за что не откажется, и никакая сила не разлучит его с Гюллю…
Кемаль остановился на углу, возле шашлычной. Он решил съесть полпорции кебаба и выпить пару стаканов красного вина. Если они за ним следят, сегодня быть драке. И он не струсит, или пусть устыдится та, которая родила его! Кемаль прислонил велосипед к стене и вошел в шашлычную.
В
Все места были заняты. Кемаль прошел через шашлычную и сел за единственный свободный столик в дальнем углу. Он заказал подбежавшему гарсону полпорции кебаба и красного вина, огляделся и стал вдыхать горький аппетитный запах подгорелого мяса.
Сегодня Кемаль получил аванс. Утром мать сказала ему: «Сынок, принеси немного денег, купим масла. Мы задолжали ложку масла Фаттум…»
Кемалю не нравилась соседская дочь. Мать часто заводила разговор о ней, каждый раз напоминала о ее огороде в три дёнюма, о том, какая она хорошая хозяйка и видная девушка. Кемаль только морщился. Ему не нравилась Фаттум. И напрасно мать обращает внимание Кемаля на эту Фаттум. Та и сама не из застенчивых. Каждый вечер она ждет его, забравшись на масличное дерево у дороги, и кидает в Кемаля маслины, когда он проезжает мимо… Она должна бы понять, что ничуть не нравится ему…
Однако хорошо, что он пришел сюда. Теперь они не смогут похвастать, что запугали его. Пусть приходят и смотрят: он их не боится. Если бы Кемаль боялся, он не пришел бы в шашлычную один.
Гарсон принес кебаб и вино. Кемаль залпом выпил стакан, обмакнул в масло лепешку и поддел большой кусок кебаба.
Он не сводил глаз с входной двери. Если эти двое следят за ним, они зайдут в шашлычную или будут сторожить его у входа. Но там никого не было.
Кемаль резко повернулся: может быть, они наблюдают за ним через боковые окна? Никого. Сегодня никого. А ведь они всю неделю бродили за ним по пятам. Ладно, пусть следят. Главное — доказать им, что он их не боится. Вот он сидит один и пьет…
Кемаль вынул из кармана записку, которую принесла Пакизе.
«Кемаль, прошу тебя, не связывайся с ними, не лезь в драку. Я боюсь, Кемаль. Они что-то замышляют против тебя. Если б ты поговорил с мамой, попытался убедить ее! Как только ты скажешь: „бежим“, я готова. Нам надо спешить, Кемаль…»
Он и не собирался лезть на рожон. Он хотел показать, что не роится их, и только. А драка будет. Рано или поздно он схватится с ними, и тогда он ни за что не ручается. Мастер прав: либо они отправят его на тот свет, либо он уложит одного из них, а то и обоих…
Он сложил записку и сунул ее в карман.
Надо бы рассказать обо всем матери. Пусть знает, как мучается Гюллю, как ей нелегко приходится дома. Пусть мать не думает, что он вбил себе блажь в голову.
Он выпил еще.
Он сегодня же расскажет обо всем матери… «Из-за того, что я встречаюсь с тобой, — писала Гюллю, — мне не стало дома житья. Спаси меня, Кемаль, возьми меня к себе. Спаси меня, прошу тебя, спаси». Он не мог больше оставаться равнодушным. Это было бы просто не по-мужски. Отец перед смертью наказывал не жениться, не отслужив положенного в армии. А как бы сам отец поступил на его месте?