Происшествие
Шрифт:
Он встал.
— Ты куда? — спросил Решид.
— Домой. Пойду взгляну на нее, — объяснил он.
— На Гюллю?
— На кого же еще? Растревожил ты меня, брат.
— Это правильно. За ней нужен глаз да глаз. Вернешься?
— Зайду ко второй жене…
— Разве сегодня получка?
— А ты что, забыл?
— Ну, тогда до вечера…
— До вечера… Встретимся у Гиритли…
Решид проводил его до дверей, задумчиво посмотрел вслед удаляющемуся Джемширу и вернулся к своему стулу. Надо будет не просто пригласить Рамазана. На этот раз надо
«Дурак, — сказал он себе в зеркало, — конечно же не тебе». И отвернулся.
«Если бы это была моя дочь!.. Ну и что бы ты сделал?» — спросил он и представил себе Гюллю, какой видел ее в последний раз — сильной, с насупленными бровями. Получалось, что рядом с ней он просто старикашка. А она вон какого великана не побоялась. Решид вспомнил Джемшира с открытым ртом под градом тарелок…
Он выдвинул ящичек, достал тряпку и принялся от нечего делать вытирать пыль с зеркала. Но напротив цирюльни остановился фаэтон. Решид бросил тряпку и кинулся на улицу: из фаэтона вышел сам Ясин-ага.
— Вай, ага… Каким ветром, каким течением?.. — Решид подхватил Ясина-ага под локоть, а другой рукой показал на открытую дверь цирюльни.
— Ни ветром, ни течением. Просто захотелось тебя повидать. Селя-я-мюн-алейкюм!
Ясин-ага вошел в цирюльню. Решид забежал вперед и приветствовал дорогого гостя:
— Веале-е-йкюмю-селям, добро пожаловать. Прошу… — И он побежал за стулом. — Чашечку кофе?
— Без сахара, — предупредил управляющий имением. — Но не торопись, дай отдышаться…
Решид покорно присел на табурет.
— Откуда, Ясин-ага?
— Да вот, по соседству остановился… Берем с фабрики жмых. Ну, пока там нагружают, забежал к тебе передохнуть. Ну, а что нового у тебя?
— Да ничего, что может быть нового? Варимся в собственном соку… Живем потихоньку.
— Да поможет вам аллах.
— Что-то в последнее время совсем не видно Рамазана-эфенди?.. — сладенько пропел Решид.
Ясин-ага ответил не сразу, хотя момент был удобный. Можно было завести разговор о видении имама, и не пришлось бы ничего объяснять. Вместо этого Ясин пошевелил пальцами и велел распорядиться насчет кофе.
Решид побежал в соседнюю кофейню, а Ясин-ага стал рассматривать цирюльню. Запыленные зеркала, два столика с облупившейся краской, два кресла, на стенах табличка с арабскими надписями из Корана. Его заинтересовали эти надписи. Он никогда не учился грамоте, но говорил, что арабские буквы улыбаются смотрящему на них человеку. Новые, латинские [44] , казались ему какими-то чужими, мрачно двуликими, гяурскими и враждебными, и когда они попадались ему на глаза, он отворачивался.
44
Новый,
Решид смекнул, зачем пожаловал управляющий имением Музафер-бея. Конечно, ничего нельзя сказать точно, но Решид был почти уверен, что Ясин-ага пришел говорить о Рамазане. Ведь Ясин-ага не частый гость в цирюльне. Заходил, правда, когда случалось бывать на фабрике, но только затем, чтобы узнать, нет ли здесь Джемшира или Мамо. Решид не мог вспомнить, чтобы Ясин-ага навещал его по другому поводу.
Ясин-ага прихлебывал кофе, и они говорили о пустяках. Но когда речь зашла о прибывающих из Америки машинах, Ясин-ага, сам того не замечая, разнервничался и незаметно забыл о цели своего визита к цирюльнику Решиду.
— Нет, этот Музафер-бей не в отца! — сокрушался Ясин. — Перед тем как предпринимать что-нибудь важное, покойный хозяин звал Ясина и держал с ним совет. Поэтому-то и дела шли хорошо, и не грозили ему никакие неприятности. А вот сын норовит все делать по-своему. Вот и теперь с этими машинами… Все, говорит, привозят машины, и он записался. А зачем они нужны? Жили без машин при покойнике хозяине. Ни деды, ни прадеды не интересовались этими гяурскими машинами, а урожай собирали. Эх, быстро люди забыли двадцать седьмой год!
— Пусть его управляется как знает, — проворчал он. — Нас не спрашивали, с нами не советовались.
— А что же это за машины, Ясин-ага? — спросил Решид.
— Пустая болтовня, — со злостью ответил управляющий и сморщил нос. — Ну как может машина окучивать хлопок? Гяурские выдумки — это же ясно, как божий день! Ты сам посуди: сработай они такие машины, они бы их при себе и держали, а то ведь нам шлют. Зачем им усилять нас? Не без цели же они действуют, эти торгаши? А нашим глупцам своего ума не хватает, заняли бы половину у тех же гяуров…
— Очень правильно говоришь, Ясин-ага.
— Отдать свое оружие врагу! Да виданное ли это дело?
Смуглое, все в морщинах лицо Ясина покрылось испариной. Он наклонился к Решиду и, словно поверяя какую-то тайну, прошептал:
— Какое знамение конца света?.. А вот оно: как дело пойдет к концу света, всевышний станет усыплять бдительность правоверных. — Ясин-ага откинулся на спинку кресла. — Есть такая сура в Коране! — сказал он.
Он вспомнил о Рамазане и святом Махди. Выражение его лица смягчилось, на нем появилась довольная улыбка.
— А ну-ка, Решид, догадайся, зачем я сюда пришел?
— Пришел, ну и милости прошу, добро пожаловать, — сказал цирюльник.
— Все это так, благодарю, но…
Решид вежливо улыбался и разводил руками, показывая, что ему ни за что не догадаться.
— Причина моего прихода очень важная! — сказал Ясин.
Сердце у Решида застучало. Но он и виду не подал, что волнуется. Лицо его было спокойное и почтительное, как и полагается в таких случаях.
— Ты, конечно, знаешь нашего деревенского имама? — начал Ясин-ага.