Прокаженная
Шрифт:
— Наверняка какой-нибудь мельник из графских поместий! Чтоб горожанин так гнулся!
Концерт никто уже не слушал. Все кинулись смотреть на съезжавшихся аристократов. Пан Рудецкий высматривал пани Эльзоновскую и Стефу, но они еще не появились. Зато прибыли граф Трестка и Вилюсь Шелига. Лакей метнулся к дверям — это вошел майорат Михоровский, сопровождая пана Мачея.
Движение прошло среди собравшихся. Те, кто помоложе, даже выскочили на лестницу. Председатель подался вперед. Он и старший Михоровский приветствовали друг друга крайне почтительно и уже не разлучались. Вальдемара окружили молодые аристократы. Пан Рудецкий
Приехали старая княгиня Подгорецкая в драгоценных черных кружевах и панна Рита. Княгине предложил руку председатель, Рите какой-то старательно изображавший английского джентльмена юнец, опередивший Трестку.
Барон Вейнер ввел триумфально сверкавшую драгоценностями графиню Чвилецкую. За ней выступала панна Михалина под руку с обругавшим лакея лысым графом и смешливая Паула, опиравшаяся на руку столь же смешливого юноши. Вальдемар с явным нетерпением поглядывал на входную дверь.
«Что же они не едут» — подумал и пан Рудецкий.
— Пане, что же музыка не стихает? — обратился к Рудецкому его сосед. — Бубнят себе и бубнят, а там аристократов понаехало, поди, тоже злятся.
— Кто-то кому-то должен уступить: музыканты аристократам или наоборот, — задумчиво ответил пан Рудецкий.
— Но пока что никто не уступает. А отсюда следует, что все эти господа к искусству мало расположены, да еще плохо воспитаны — и сами не слушают, и другим не дают.
Тут внимание их привлекла суета у дверей. Пан Рудецкий глянул туда и тут же спрятался за портьеру. На лестницу в сопровождении старого князя Гершторфа вступала пани Идалия в пышном бархатном платье и бриллиантах.
Вальдемар вел молодую княжну Подгорецкую. Люция шла с Вилюсем Шелигой. Стефа, окутанная облаком бледно-зеленого крепа, опиралась на руку Трестки. Забыв о предосторожностях, пан Рудецкий высунулся из-за портьеры, чтобы лучше все видеть. Стефа показалась ему попросту прекрасной. Когда она проходила мимо, мужчин, все головы обернулись следом. Пани Идалия в ответ на поклоны кивнула чуть высокомерно, а молоденькая княжна, стройная и премаленькая, — неописуемо изящно. Множество взглядов скрестились на Стефе и Люции — но главным образом на Стефе, потому что большинству из присутствующих она была незнакома. Однако Трестка, сопровождавший ее с прегордым видом, был знаком всем.
Появились граф и графиня Барские с дочерью. К ним тут же подбежал князь Занецкий.
Концерт закончился. После долгих аплодисментов публика стала расходиться, но, не успела и половина из них покинуть зал, как туда уже бросились лакеи, хватая кресла и шумно выволакивая их в коридор. Воцарились гомон и суета. Из-за портьеры вышел Вальдемар, показал рукой в сторону двери и сказал кратко, спокойно, но решительно:
— С этим потом. Сначала — туда.
Лакеи бросились подавать верхнее платье уходящим.
Толчея в зале утихла. Люди покидали его спокойно, без ненужной сутолоки.
«Ого, как он справно! Это вам не лысый граф!» — удовлетворенно подумал пан Рудецкий.
А сосед в очках причмокнул:
— Ну, лихой! Это, чтоб вы знали, майорат… Михоровский из Глембовичей. Ба! Большой
— А вы знакомы лично с майоратом? — спросил он.
— А как же! Здесь, на выставке, познакомились. Я, изволите знать, инженер. А майорат был членом комитета, и самым из них дельным, так что мне посчастливилось не раз с ним общаться. У него были на выставке огромные конюшни. Десять кобыл разных пород, со всех поместий, и тот прекрасный жеребец, чистокровный араб, на котором он так ловко ездил. Да вы наверняка, видели.
— За коней он получил золотую медаль.
— Они того стоят!
— И псарня получила награду. Видимо, у него весьма культурное хозяйство.
— Уж это точно! А ведь совсем молодой. Знаете, он раньше разъезжал по свету, как какой-нибудь набоб, погулял немало. А теперь сидит в своем имении.
Пан Рудецкий погрузился в раздумья.
В зале тем временем воцарился порядок. Садовники устанавливали благоухающие корзинки с цветами. Внезапно из будуара вышли Стефа с Люцией и, держась за руки, пробежались вдоль зала. За ними показались две паненки в возрасте Люции, маленькие, как куколки, в белых платьях. Это были княжны Подгорецкие, внучки княгини Подгорецкой из Обронного. Все четверо весело кружили по залу. Среди тепличных деревьев и цветов девушки казались белыми мотыльками. Стефа, выше ростом и смуглее остальных, вела хоровод. Обе княжны веселились со всем азартом новичков, увлекая за собой и Люцию, державшуюся чуть-чуть серьезнее. Они не обращали ни малейшего внимания ни на зрителей с галереи, ни на суетившихся слуг, почтительно уступавших им дорогу. В коридоре появился Вальдемар, бросил взгляд в зал и оказался среди веселящихся девушек.
— Вальди! Вальди! — закричали княжны.
— Паненки, хоровод! — приказал он весело. Схватил за руки Стефу и одну из княжон, остальные тоже взялись за руки, и все в ритме мазурки сделали несколько кругов по залу.
— Вальди, ты становись в середину, а мы споем! — предложила запыхавшаяся Люция.
— Не нужно, пошли! — сказал он быстро и увлек за собой, взглядом показав на битком набитую галерею.
Девушки сконфуженно разбежались. Вальдемар медленно пошел следом.
Оркестр заиграл вальс, дав тем самым знак, что бал начался. Но пан Рудецкий уже не смотрел на входящие пары, так захватила его сцена, свидетелем которой он только что стал.
— Они всецело ею завладели, всецело… — повторял он, рассеянно слушая соседа. А тот не унимался:
— Какова молодежь, а? Какая грация! А майорат! Он и швец, и жнец, и на дуде игрец! И пахать, и плясать! А красивей всех была та, в светло-зеленом. Интересно, кто такая? Княжна какая-нибудь, не иначе!
«Знал бы ты, что это моя дочка»! — подумал пан Рудецкий гордо.
Бал начался шумно, был полон веселья. Распорядителями в танцах были Вальдемар с графом Брохвичем и еще несколько молодых людей.
Яркие наряды дам перемежались черными фраками, в глазах рябило от драгоценностей и приколотых к платьям живых цветов. Запахи изысканных духов, цветы, колышущиеся веера создавали непередаваемую атмосферу бала. Блестели глаза, гибкие фигуры женщин, изящно опиравшихся в танце на руки мужчин, грациозно склоненные головки — все было исполнено прелести. Мужчины выглядели триумфаторами, их руки смело и уверенно обнимали гибкие станы партнерш. Некоторые, кажется, что-то шептали друг другу на ухо, захваченные уносившим их чарующим ритмом вальса.