Проклятая и безликая

Болотников Ермак

Глава 35

Фигура жреца неслась на нас, не зная ни преград, ни усталости, его лапы перебирали по полу, касаясь его так легко, словно парили. В теле все дрогнуло, сердце забилось быстрее, отчаяннее и резче, предчувствуя скорую беду. Вот и все... Настал конец, он явился сам, теперь осталось просто сражаться, уже не было другого пути. Но сейчас стало казаться, будто бы мы были к этому не готовы, мои руки дрожали, я с трудом могла контролировать тело, держа факел над нами и при этом продолжая перед собой защищаться кинжалом. Это была такая отчаянная оборона, что я ни на секунду не верила в то, что она может спасти меня. Но лучшего я не имела, и не могла иметь. Всю тяжесть боя так или иначе примет на себя именно Гвин... И я ничего не могла с этим сделать, фигура волчьего жреца неумолимо приближалась, объятая завесой из тьмы и дыма, я не могла увидеть ни одной её части, как бы не старалась вглядеться. Казалось, будто это была и вовсе иллюзии... И мои опасения подтвердились, в какой-то момент, нечеткий образ жреца прыгнул на нас, мгновения в полете хватило ему, чтобы поглотить света факела и опустить наш взгляд во тьму. Гвин ударила наотмашь, разрезая несуществующий силуэт, после чего, тот дымкой поднялся к потолку, исчезая. Иллюзия... Всего лишь иллюзия... Я крепче сжала факел и кинжал. Значит, просто проверка, или предостережение... Нужно идти дальше, и Гвин понимала это, переведя на меня краткий взгляд, после чего, кивая вперед.

Мы встали спинами друг к другу, переглядываясь по сторонам и пытаясь найти исчезнувшего посланника. Что это было? Разведка?Проверка? Фигура, которая несколько секунд назад казалась мне смертью, сейчас попросту... Исчезла, скрывшись в тенях и не оставив после себя ничего. Я знала, что это просто уловка, Гвин тоже все понимала, наверное, даже лучше

чем я, но это не давало никаких ответов или пояснений. Недостаточно осознавать лживость, которая предшествовала чему-то, нужно осознавать что было заложено в обман. И кажется, мы обе не имели абсолютно никакого представления, зачем жрецу нужно было это. Гвин раз за разом меняла хват у кинжалов, по-прежнему идя впереди меня и беспристрастно глядя в кружащуюся тьму, раз за разом все сильнее сжимая в руках две проклятых кинжала. Было логично отдать ей оба сильнейших оружия, ведь как только он завоет, я уже ничего не смогу сделать, поэтому я довольствовалась тем, что мы взяли с собой изначально, обычный стилет, без прикрас и магии, который впрочем, не давал мне никакой уверенности или смелости. Единственное, чего не было с нами, это пилумы, которые мы по ошибки оставили в деревне, якобы за ненадобность, сейчас они бы нам пригодились. Нужно сосредоточиться... Выбросить из сознания эти мысли. Я старалась всеми силами привести себя в порядок, это был последний бой, нужно было сосредоточиться и в полной мере сконцентрироваться. Возможно, зная чем являлась песнь, теперь я смогу противостоять ей и воспротивиться его воле. Но все же, это магия... И даже при должном рвении, нет никакой гарантии, что я сохраню свободу действа и мысли. В подобном, противном случае, все останется за Гвин, но ей хватит и одного касания, чтобы кинжал сам завершил работу, нанеся жрецу повреждения, которые вряд ли тот переживет, даже несмотря на странную суть его сущности и скорее всего, вековую выучку. Но почему же он скрывается? Зачем ему было сначала заявить о своем присутствии, а после скрыться в тенях, оставив нас наедине с тишиной и бьющимися в единый такт сердцами, страждущими новой битвы и пролитой вражеской крови, какой был его план? Заманить глубже? Возможно, стоило искать иные пути. Но святое возмездие раскалило мою душу до бела, призывая идти только вперед, стоять на месте и размышлять казалось практически преступлением.... Но в тоже время, я не могла позволить себе нарушать план и безрассудно выбегать вперед, подчинившись желанию пролить его проклятую кровь. Я должна быть сильнее, подчинить эти чувства, сохранить их для борьбы с песнью и только тогда выпустить наружу... А не тратить их ради минутной эйфории от собственных действий и тому, что я сражаюсь. Я слабее жреца в магии... Наверное, слабее в честном бою, единственный мой шанс на то, чтобы выжить, заключался в Гвин, которая делала медленные шаги вперед, внимательно изучая темноту по бокам от нас. Я держала факел, освещая путь, но чем дальше мы продвигались, тем становилось светлее, будто там, в черной неизведанной бездне, что-то было, и оно могло помочь нам... Либо жрецу, который словно вел нас к сиянию, порой на секунду возникая во тьме горящими зрачками, полными вековой боли и ненависти, после чего его фигура растворялась, словно темнота поглощала его в себе, давая укрыться от наших взглядов и огня факела. Неужели все это место на его стороне? Древние своды хранили в себе жреца, потому что он и был частью той загадочной расы, которая лежала в гробах? Не может же быть такого... Лежащие здесь видели темные века, они знали, какого это жить без божественного света, значит ли это, что он застал Их появление? И тогда... Значит ли, что Волк не выдумка, не ложный символ и придуманный еретиками бог, а сущность, в своей силе равная Близнецам? Могло ли подобное вообще существовать в те времена, когда над миром царила вечная ночь, или же, я просто превозношу порочную веру обезумевшего жреца, чей облик слился с волчьим. Он сеял смятение, позволял в мыслях рождаться преступным и нечестивым помыслам, которые не должны были рождаться в моем сознании. Я чиста от ереси, я верна Близнецам, и не стану внимать порочному гласу ереси. Пусть мне и было неизвестно, в чем именно состояла его доктрина, не понимала, что скрывается за тусклым светом вдалеке, который казался путем к вратам золотых садов, но то, что жрец был нам врагом, являлось непререкаемой истиной. Чтобы он не пережил, чтобы не видел за свою жизнь, кем бы ни был его Бог, я слышала песнь, и она была кошмарной, подобное недостойно существование, должно быть уничтожено и забвенно. Я видела их будущее и оно вводило меня в ужас, моему взору открылся целый мир, который я не желала воплощать в жизнь. Жрец был мне врагом, презренным еретиком, и моим святым долгом было навсегда сжечь его ложное учение... Вместе с душой, которую он продал во власть чуждым богам. Я оставила все свои мысли и сомнения позади, теперь, осталось только сражаться, ожесточенно, яростно и беспощадно. Ровно так, как сражаются имперские воины на протяжении всего своего существования.

– Покажись нам, жрец! Ты позоришь не только себя... Но и своего ложного бога, скрываясь от боя и прячась в тенях. Я видела ваши желания и правила, вы показывали реки крови, пылающий мир, он призывал сражаться до последнего, неужели ты нарушишь его наказы, будешь и дальше прятаться!?
– Я попыталась навязать бой вдали от того места, куда он вел нас, но уповать на то, что существо знало новый имперский диалект, было даже слишком самонадеянно. К сожалению, я не имела никакого другого выбора, я не хотела плясать по его плану, продвигаясь внутрь, попытаться раззадорить его и оспорить учение - оставалось моим единственным действенным методом. То, что я услышала от его бога, то, что песнь коснулась меня, открыв мир вокруг, было для меня новым знанием, которое быть может, сможет стать спасеньем. Игнорировать власть, которая открылась мне вместе с песнью, казалось преступным, в особенности, когда мы не знали, чего ждать. Нужно было самим выступать инициаторами. Гвин опасливо покосилась на меня, словно не до конца понимая, на что я рассчитываю. В ее глазах было видно, что она не видела в жреца не то, что человека... Даже мыслящим существом она не могла назвать его, несмотря на то, что он исполнял чей-то замысел, уводя нас все глубже в старинный обитель. Для нее, заводить с ним диалог, было ровно тем же, что пытаться разговаривать с животным, которое в ответ, может просто набросится. В ее мнении была своя правда, но несмотря на это, я была уверена в его разумности и том, что жрец прекрасно понимает каждое мое слово.

– Ты не знаешь ничего о нашем учении... Тюремщица!
– Донеся из темноты его протяжный, воющий голос, охрипший от времени, но сохранивший человеческие черты. Он был наполнен вековой болью, жаждой крови и тяжестью утраченного, словно то, что пережил жрец, стало основой его сущности. Погасший до основания, он жаждал возможности заново воспрять, в каждом слове читалась обида, ненависть, порочная злоба сжирающая его изнутри. Вой не был гневным, он не угрожал и не пытался запугать, в немного теплилась только болью, жрец верно уже забыл как разговаривать иначе, он помнил только вой, поскольку только это, связывало его с собственным идолом, который являлся неотъемлемой частью жизни жреца... Если конечно, не был основной сущности, что бродила в тенях. Гвин замерла, его голос раздался сбоку, жрец следовал по пятам... Словно охраняя скот, который двигался на убой. Медленно остановившись, девушка одним только взглядом призвала к продолжению диалога, возможно, намереваясь застать жреца врасплох.
– Ты пособница бога ложного, не зная правды, ты клеймишь еретиками тех, кто на самом деле, куда праведнее, чем ты и подобные тебе.

– Как ты смеешь говорить о ереси, когда служишь божеству, ненависть которого призывает к уничтожению мира вокруг? Что будет после? Свергнув богов, что вы обретете, во имя чего сжигать Их творение? Власть? Это весь удел так называемого божества?
– Я не думала, что когда-нибудь, мне придется вести подобные споры... Но я была тверда в своих словах, я знала, что несу правду, данную нам Близнецами... И пусть у меня не стояло цели обратить жреца в правду, это давало нам возможность перестать следовать его плану, выполняя каждое действие и гоняясь за незримой тенью, что заводит нас в ловушку, выхода из которой, возможно, уже и не будет. Сейчас, я наконец докажу Им, насколько искренняя моя вера в Близнецов, насколько я презираю ересь и то... Во что скатываются подобные волчьему жрецу. Он ведь даже не понимал, как выглядит в моих глазах, жалкий культист, потерявший все, кроме своей фанатичной веры, которую не был способен контролировать.
– Ты безумец, который жаждет смерти миру, на устах неся имя давно мертвого бога... Которого возможно, никогда не существовало.

– Ты... Так наивна...
– Раздался смех, охрипший до крови, пылающий злобой и упоением своим знанием. Внезапно, раздался удар об пол, из тени выступил не человек, не зверь, но нечто иное... Сочетающее в себе сразу все вышеперечисленное, но отвергающее устои обеих рас. Он оказался одет в лохмотья, содранные с разных трупов, остатки камзолов, военные наплечники, множеством нависших рубах,

которые обнажали его собственную, ни чем не сокрытую кожу, на которой, во многих местах, проросла ярко серебристая шерсть, в которой комья грязи навсегда увязли среди волосков, кровь застывшая на ней казалась причудливыми узорами, намеренно оставленными в том состоянии корки, которая была на жреце. Его руки были изодраны в мясо, кое-где я даже видела оголённые кости, по сероватой коже струились алые подтеки крови, которые останавливались исключительно на его лапах, ибо руками они звать оказались более недостойны. Обросшие шерстью, с длинными когтями, которые в своей длиннее доходили до нескольких десятков сантиметров, они беспрерывно скрежетали друг о друга, от чего-то не поднимая никакого шума, пальцев не было вовсе, только когти и кисть... Поднявшись из сидячего состояния, он выпрямился в полный рост, но несмотря на это, горб оказался столь укоренившийся, что жрец по-прежнему был на уровне моих глаз. На его груди, поверх множества рубашек, болталась кожаная жилетка, столь древняя, что она потрескалась и осыпалась, обнажив тонкую прослойку ткани. Под ней виднелась растерзанная в мясо плоть, пульсирующая словно живая, что истекала кровью, разливая по телу алые ручьи и оставляя за жрецом след. Но около его груди, кровь имела ярко черный цвет, резко отличаясь от той, что текла по рукам и около пасти, будто бы в себе, жрец сочетал сразу несколько сердец, сразу несколько порочных сознаний, источающих разную кровь, возможно, именно так выглядел дар его Бога, именно это было благословением Волка, который делит тела своих фанатиков, позволяя тем слиться с животными сущностями, стать одним целым с чуждым разумом и подчинить его себе. Ноги жреца обросли шерстью полностью, став волчьими, и только чудо помогало ему держаться на ногах, учитывая, как сложно было перемещаться на них.
– Ты называешь ложным Богом того... Кто был первым из двух. Ты восхваляешь того, кто был смертен... Ваша вера это ложь, Он говорил мне об этом долгие века, и я убедился в этом, когда даже дети повторили Ложь этого презренного пса... Знай же, хоть перед смертью услышь правду. Мириан не бог! Он лишь шавка, убившая моего господина... И забравший его имя. Нет никаких Близнецов, Рихтер... Только презренные лжецы, недостойные ни своего имени, ни чести.
– Взгляд жреца уставился на меня, пронзительно вглядываясь в зрачки, в самую глубь души... Так же, как это делали Годрик и Аколит, но сейчас, я смогла дать отпор, закрыв от взгляда душу и мысли. Полный крови зрачок моргнул, на лице заиграл животный оскал, блеснули клыки, столь неправильные, что даже организм отвергал их, не принимая за свои. Из-за остроты и длинны, кончики рвали кожу десен, заставляя тех кровоточить.
– Тюремщица.. Ты темна в душе, ты знаешь, что они не способны защитить от демонов, что люди слабы без помощи и нуждаются в защите. Лизистрия Рихтер... Осознаешь ли ты, что просто игрушка в их руках? Они лишили тебя даже собственно лица, думаешь, просто так? Мы сражались против всего мира... Потому что он заслужил смерти, и ты тоже поймёшь это, господин рассказал мне твою судьбу.

Он не дал выбора, не дождался ответа, не вступил в разговор. Это был обман, он отвлек нас, заставив поверить, что в нём осталось хоть что-то, способное вести диалог, мыслить и созерцать. Но разумеется, этого нельзя было ожидать от подобного создания, нужно было бить, как только тот появился перед нами. Ошибка... Которую больше, я не смею допустить никогда. Закончив монолог, который казался последним, что он собирался произнести в своей жизни, жрец сжал свои руки, разрывая плоть ладоней и пуская новую кровь, на этот раз, багряную. Оглянувшись, он бросился вперед, пользуясь тем, что мы оказались под влиянием его слов, на секунду замерев. Несмотря на то, что жрец назвал тюремщицей именно меня, целью он выбрал Гвин, осознавая, что она неподвластна его песни, а я... Смогу без труда пасть, лишившись защитника. Потому, не взирая на опасность, я тут же встала рядом с девушкой, продолжая держать в руках факел, который сейчас оставался по-прежнему нашим единственным источником по настоящему яркого света. Гвин приготовилась к бою, скрестив кинжалы перед собой и ожидая, что предпримет стремительно приближающийся противник, который так отчаянно рвался к нам, передвигаясь на четырех ногах и оставляя на плитах следы от когтей, она читала молитвы, которые слились в унисон с моей. Прыгнув на Гвин, жрец получил нашу совместную контратаку. Заскрежетали клинки и когти, я оказалась рядом со жрецом, который опустился около Гвин, удары по ней. Девушка кивком приказала мне двигаться вперед, обходя его со стороны, сама оставшись на месте, жрец продолжал наносить по ней остервенелые удары коглями, схлестнувшись с Гвин в борьбе когтей и стали. Его удары высекали из оружия Гвин искры, когти скрестились с лезвиями кинжалов, продавливая девушку и оставляя на ее оголенных кистях тонкие, неровные раны, которые тут же начали кровоточить. В тот же момент я вонзила лезвие кинжала в бок жреца, провела вперед, прокрутила и выдернула, оставляя рану на весь бок, из которой вмиг хлынула черная кровь. Казалось, что этого должно было быть достаточно, чтобы тот хотя бы снизил напор на Гвин, но Даже не глядя на меня, жрец пинком сбил с ног, отбросив к одной из стен, так просто, словно я не весила вообще ничего. Отлетев, я лишилась ножа, что от неожиданности удара отлетел в сторону, скрывшись в тени, в моих руках остался только горящий факел, ударившись спиной о колонну, я ощутила приятную бархатистость ткани... Гобелен, один из многих, это даст мне время найти кинжал... Недолго думая, я поднялась, видя на боку рваную рану от его когтей, кровь текла не принося никакой боли, значит... Рана была не так важна, огнем подожгя гобелен я заметила на полу блеск кинжала, бросившись к нему.

– Гвин Грау... Я знаю твоих предков, они пытали нас, терзали таких как я. Твой орден жег нашу кровь, дробил кости, вырывал мех... Я помню ваши знамёна, ваши лица, скрытые под сталью. Они казнили меня...
– Волк резко развел в сторону руками, позволяя кинжалам Лиз разорвать его вены, фонтан крови брызнул, окропив тело Гвин, которая исступлено бросилась в атаку, но получила резкий удар в грудь, не давший ей добраться до сердца. В последний момент успев подставить клинок, она отлетела назад, имея разорванный, кровоточащий бок, подняв с пола стилет, я бросилась ей на помощь, надеясь отвлечь жреца. Один из кинжалов отлетел в сторону, второй остался в дрожащей руке девушки.
– Я убил твоего предка во мести за братьев... Он умирал так же, как я, сжирая плоть себе подобных, даже пред смертью он проявил себя как ничтожество, лишенное чести... Наконец, я прерву ваш жалкий род... И больше никто не будет кончится на кострах.

– Это я закончу то, чего не смогли сделать мои предки.
– Оттолкнувшись от земли, Гвин бросилась на волка, сжимая в руках кинжал, тот лишь насмешливо заскользил в бок, в мою сторону. Одно мгновение, удар кинжала, прямо в грудь, но ему было плевать, я беспомощно глядела, как Гвин пронзает его плоть, как мое оружие дрожит в его теле, вибрируя из стороны в сторону, но никак не мешая ему, никак не причиняя боль и не в силах прервать его жизнь, всё тщетно... Жрец поднял меня надо землей, будто ничего не происходит, лезвие стилета сверкало в его сердце, постепенно входя все глубже и глубже я пыталась добить его, пользуясь неспешностью, с которой он делал каждое свое действие. Гвин оказалась на полу, ее тело вмиг ослабло, я видела, как она не может подняться. Проклятый клинок вошел в позвоночник по самую рукоять, но даже это не остановило жреца. Казалось, что он был попросту бессмертен, что ничто не могло подарить существу смерть... Даже несмотря на то, что это все, было сделано во имя Их, они не откликнулись, не смогли спасти нас... остановить жреца. Мы остались на его милость, оторванные от света солнца, и Их света.
– Оставь... Ее... Бездумная тварь...

– Новое тело для моего господина... Боги еще не успели исполнить свой замысел, сосуд не готов до конца принять его силу, но ты... Ты готовилась к своей роли с рождения, они даже не знали, как глупо поступают, наивные боги, наивные... Теперь, все решится здесь... Хорошего сна, Лизастрия Рихтер... Когда все закончится, песнь станет для тебя лучшим из исходов.
– Я не могла сделать ничего, казалось, будто мир перестал существовать. Я видела, что мы проиграли, это убивало во мне всю веру, весь свет, который, как я надеялась, придет к нам на помощь. Все кончено... Он победил, его когтистая лапа, истекающая кровью, сжимала меня, песнь не началась, но я уже знала, что не смогу противится ей. Гвин почти мертва... Ранена, наше оружие не смогло сделать ничего... Оно просто не причиняло ему боли, не мешало сражаться. Всё, что мы сделали, не создало для него никаких проблем чтобы одолеть нас. Пламя от гобелена озаряло его изуродованный лик, вытянутая морда смотрела в меня, блеск в глазах, я ощущала, как он поглощает меня, как блеск зрачков радуется каждой секундой моего бессилия, каждым мгновением слабости, он словно питался этим. Клыки сильнее стиснули, пасть утопала в собственной крови, почему же он не умирает? Что держит его бренное тело в этом мире, даже после всех ран, после всех усилий так и не смог найти смерть. Неужели, его бог был реален? Он помог ему? Но тогда... Где близнецы? Почему их свет так и не явился, чтобы помочь? Он твердит о сосуде, что боги не успели, что случилось... Там, наверху? Неужели проиграли не мы... А сами боги? И если это так... Тогда как вообще найти надежду? Я не знала... А хватка жреца продолжала крепнуть, секунда, и я увидела, как в его зрачках рождается песнь.