Проклятая реликвия
Шрифт:
— А почему нет? В твоем представлении именно это и сделал Урбан!
Бартоломью потер подбородок и рассеянно кивнул привратнику, отпершему ворота.
— Бессмыслица какая-то, правда? И у тебя, и у меня есть подозреваемый, но в действительности мы не можем доказать, что убийца вообще существовал. Более правдоподобно — куда более правдоподобно — что Уитни умер из-за нелепого, несуразного несчастного случая.
Майкл не мог так легко выбросить все из головы.
— А что ты думаешь о Томасе? Он с подозрительной закономерностью то и дело возникает
— Не понимаю, с какой стати втягивать в кончину Уитни Томаса, брат. Он умен, при этом не настолько поглощен занятиями, чтобы не посмеяться, в отличие от большинства наших клириков. Я бы с удовольствием познакомился с ним поближе.
Майкл поджал губы.
— Ты только что советовал мне не допускать, чтобы дружественные отношения вмешивались в оценку происшедшего, а сам попал в ту же ловушку. Однако мне кажется, что в Томасе есть что-то тревожащее. Он доминиканец, а их орден считает, что реликвиям крови поклоняться нельзя, в то время как францисканцы предлагают относиться к ним с величайшим уважением.
— Ты обнаружил в нем одну-две странности и уже готов обвинить его в преступлении. А я уже сказал, причем дважды, что вовсе не уверен, было ли вообще преступление. И я не думаю, что Томас имеет какое-то отношение к смерти Уитни.
— Да почему ты в этом так уверен?
— Потому что у него есть алиби: когда Уитни погиб, он находился в монастыре доминиканцев — и мы с тобой тоже.
— Это верно, — неохотно согласился Майкл. — Однако то, что он не мог сам забраться на крышу, не означает, что он не нанял кого-нибудь другого для этой цели. — Монах задумался. — Ты говорил, что скандал между Уитни и тезкой Томаса, который он уладил, произошел из-за кровель?
Бартоломью кивнул.
— Большой Томас был кровельщиком, пока не принял постриг.
Глаза Майкла заблестели.
— Кровельщик — это специалист по крышам. А Уитни погиб из-за предмета, сброшенного с крыши. Интересно, имеет ли это существенное значение.
— Нет, — твердо заявил Бартоломью. — Связь слишком неуловима.
Майкл вздохнул.
— Сегодня мы ни к чему не придем, поэтому нужно забыть об этом и посмотреть, что там осталось на ужин. Я умираю с голода.
Бартоломью уставился на него.
— Того, что ты съел у доминиканцев, многим хватило бы на неделю!
— Я же не «многие», Мэтт, — благодушно ответил Майкл. — Я другой. Именно поэтому я буду копаться в этой странной смерти до тех пор, пока не получу ответов на все вопросы.
Все следующее утро Бартоломью читал лекции, потом отправился с двумя старшими студентами навестить пациента в монастыре кармелитов. Болел приор, Уильям де Линкольн, крупный мужчина со странными волосами, пучками торчавшими над его лбом. Его уложил в постель приступ лихорадки, и он только радовался возможности убить время в праздной болтовне
Бартоломью с трудом сумел сбежать от него, чтобы заняться остальными делами.
День опять выдался знойным, и он просто изнемогал от духоты в своей шерстяной мантии. Бартоломью мечтал снять ее, но университет постановил, что все профессора и студенты должны ходить в определенной одежде, по которой их можно моментально опознать, и он не хотел подавать студентам дурной пример.
Перегрелся не только он. Проходя мимо церкви святого Ботольфа на Хай-стрит, Бартоломью заметил знакомую фигуру. Отец Эндрю сидел с несчастным видом на стене, окружавшей кладбище, и рукавом рясы вытирал пот со лба.
— Может быть, принести вам эля с водой, отец? — участливо предложил Бартоломью, понимая, что старики тяжело переносят такую жару.
Эндрю покачал головой.
— Зной не угнетает меня — в прошлом я знавал и более лютое солнце. Через десять лет после того, как я принял сан, мой приор оправил меня с долгой, тяжелой миссией в земли богемцев и мадьяр.
— В самом деле? — заинтересовался Бартоломью. Не часто встретишь человека, путешествовавшего в такие экзотические места. — Должно быть, это было интересно.
Эндрю улыбнулся.
— Это стало приятной переменой в моей жизни. Я смог посетить далекие университеты, а в одном меня даже назначили хранителем законов — должность, подобная должности брата Майкла. Но я нигде не осел и с радостью вернулся к мирным девонширским холмам, как только завершил свою миссию.
— А что у вас была за миссия? Поиски реликвий?
Эндрю поморщился.
— Я считался младшим дипломатическим посланником, но настоящей целью приора Уильяма было отослать меня подальше, чтобы излечить от того, что он считал опасной одержимостью реликвиями. Однако за время моего отсутствия приор сменился. Мастер Хью и его преемники не стремились «излечить» меня, а просто предоставили самому себе — ну, до тех пор, пока не избрали Джона де Бурго.
— Понятно, — произнес Бартоломью. Его больше интересовало путешествие этого человека, чем то, что произошло по его возвращении; даже названия восточных королевств разбудили воспоминания о его собственных странствиях. — И как далеко вы заехали?
Но Эндрю не разделял его энтузиазма.
— Слишком далеко, и был рад вернуться домой. — Он вздохнул и снова вытер лоб.
— Что же гнетет вас, если не жара? — спросил Бартоломью. — Я могу вам помочь?
Эндрю указал ему на скучающих студентов-медиков, ждущих Бартоломью на почтительном расстоянии.
— Этого не исцелит ни один доктор, а ваши юноши беспокоятся. Не стоит тратить своего времени на старика, когда вы можете наставлять их на путь добродетели и великодушия.
— Я учу их медицине, а добродетель и великодушие оставляю священникам.
— Вам следует обращать на них больше внимания, — посоветовал Эндрю. — Если вы не будете сочетать свои занятия с учением Господа, они истолкуют ваши слова по-своему и ранят вас своим предательством.