Проклятая
Шрифт:
То, что отец изменился, Сергей заметил первым. Отец ушел в себя. Если раньше он был практически всегда веселым и разговорчивым, то в последнее время с него трудно было вытянуть слово и щипцами. Это был высокий грузный мужчина с некрасивыми чертами. Макушка его уже начала редеть, но волосы по бокам продолжали весело торчать в стороны. В детстве Аня любила заплетать их в косички, и отец никогда не был против. Он всегда носил одну из своих белых маек, которых в его шкафу было не менее пятнадцати штук, вытянутые в коленях штаны, называемые в народе "трениками" и клетчатую рубашку. От него всегда пахло потом, но запах этот не казался Сергею противным. Это был просто запах. Ничем не хуже запаха старого ковра, если прислонить нос совсем близко, или запаха
Перед тем, как он ушел в себя, Сергей с легкостью находил темы для разговоров. Темы интересные восьмилетнему мальчику: "Пап, а кто главней майор или председатель?" Или же: "Пап, а когда мы пойдем на рыбалку?" Темы исчерпались, когда отец стал агрессивным. Злобное бурчание, а иногда и вовсе яростные крики прекратили бесконечный поток глупых детских вопросов. Ане, этой подлизе, удавалось найти с ним общий язык. Вспоминая сейчас, как Аня сидела у него на коленях, щипала за складки на животе, ворошила волосы и целовала в небритую щеку, Сергей чувствовал стыд за отца. Когда сестра спрыгивала с его колен, Сергей замечал выпуклость с внутренней стороны бедра отца. Когда дело заходило уж вовсе далеко, то появлялся запах. Тошнотворный запах, который, проникая тонкими тягучими струйками сквозь ноздри, давил на горла ребенка.
Продолжалось это довольно долго. В то время Сергей не придавал этому большого значения. По большому счету ведь "ничего не происходило". После "посиделок" с подлизой-Аней отец оставался на стуле еще несколько минут, пока его стояк не проходил. Потом он вставал и уходил в сарай или дровник, где оставался долгое время. Мать ничего не замечала. А может просто боялась признаться себе в том, что ее муж тайком лапает дочь, а потом дрочит в сарае или деревянном туалете на заднем дворе.
Что произошло потом для Сергея оставалось загадкой и по сей день. Однажды Аня подошла к матери в слезах. Мать под предлогом похода в магазин увела ее из дома. Отец, видимо, почуяв неладное, ушел из дома, оставив Сергея одного. Вскоре вернулись Аня и мать. У последней были опухшие от слез глаза. Она забежала в сарай, схватила топор и направилась в дом. Сергею понадобилось битых пятнадцать минут, чтобы объяснить, что отца нет дома. Мать с криками заставила Сергея быстро собирать свои вещи и они уехали в соседнюю деревню к бабушке (тогда она еще была жива).
Они провели у бабушки неделю. Сергея тогда больше волновало, что ему теперь всю жизнь придется есть борщ из кислой капусты каждый день, чем положение дел в семье. Да и что могло волновать десятилетнего ребенка, который вполне уверен в том, что все будет хорошо, по крайней мере, у него. В конце этой злополучной недели Аня увидела отца в окно и быстро спряталась за шкаф в спальне бабушки. Сейчас Сергей понимал, что она боялась наказания за то, что она пожаловалась, а не того, что мог сделать с ней отец, идя на поводу своих грязных желаний. Сергей собирался выскочить на улицу, но бабушка удержала его.
Как говорили позже жители деревни, отца и мать видели вместе идущими к лесу. Кто-то говорил, что под полой фуфайки она прятала обрез; кто-то говорил о ноже. Суть в том, что после этого никто больше не видел отца Сергея и Ани. Кто-то неравнодушный позвонил в органы, и какое-то время семья Романовых находилась под наблюдением. В доме появлялись незнакомые мужчины в форме или строгих костюмах и разговаривали с матерью. В итоге они уходили не с чем. Да и с чем бы они ушли, если отец и вправду был жив.
При следующей их встрече Сергею уже было за двадцать. Старик пришел просить прощения. Он похудел, покрылся язвами и от него воняло грязным потом, перегаром и запущенными зубами. Если бы он был трезвым, то ответ Сергея мог быть бы другим, но в то мгновение ничего кроме ярости в нем не было. Он прогнал старика и запретил показываться ему на глаза. Позже, прочитав о смерти мужчины в районном центре, Сергей жалел о своем решении. Старик знал, что умрет, поэтому и приходил. Оказалось, что он посещал и Аню. Правда та напоила
– сказала она Сергею по телефону.
– Старику это нужно было. По нему было видно, что он умирает. И потом эта история с ним не зашла так далеко, как могла бы зайти. Кто знает? Может быть, он бы смог одуматься еще тогда?"
История грустная и страшная, но не единственная в своем роде. Может даже и обыденная. Но, как бы то ни было, мать после исчезновения отца начали за глаза называть душегубкой. "Вон идет, стерва! Хоть бы глаза опустила. Совсем бога не боится," - говорили о ней. Мать никого ни в чем не переубеждала. Когда она слегла и пролежала уже год в болезни, шептали, что она ведьма и помереть не может, потому что единственная наследница ее, Анька сбежала и передать дар некому.
Даже сейчас, спустя столько лет, люди побаивались подходить к дому, стоящему на пути к котловану. "Избушку на курьих ножках", охраняющую вход в лес. Скорей всего, думал Сергей, сейчас у них особо много разговоров на эту тему. "Извела животных. Довела сына. Видать, и вправду помирает и пока знания не передаст, будет горе в доме".
Сергею повезло: на вокзале он встретил человека, водителя грузовика, который отправлялся в рейс и проезжал в пяти километрах от деревни. Это был мужчина пятидесяти лет маленького роста полностью поседевший. Сергей сел в прокуренный салон "КамАЗа" и откинулся на спинку сидения. Мужик оказался не очень разговорчивым. Сергея это устраивало. Он мгновенно уснул и проснулся уже по прибытии от толчка в локоть. Он дернулся, поблагодарил водителя и спрыгнул на дорогу.
8
Непривычная тишина в доме странным образом закладывала уши. Сергей, привыкший целыми днями напролет управляться в сарае, кормить мать, мыть ее же, ремонтировать что-либо во дворе, в общем, что-то делать, чувствовал себя абсолютно бесполезным. Он сидел за столом и тупо смотрел в тарелку супа, приготовленного им на скорую руку. В тот момент проблема не казалась ему такой острой, какой она была на самом деле, но мозг все-таки искал разные варианты, как можно выбраться из ямы, в которую его угораздило упасть. Денег вырученных с мяса хватит на какое-то время, если хорошо экономить. А если продать генератор, то можно даже купить корову или, на худой конец свинью.
Которая сдохнет, как и все остальные, с горькой усмешкой подумал Сергей. Сейчас идея доктора о преднамеренном убийстве матери не казалась ему столь уж безумной. Где-то внутри он понимал, что, как ни крути, жить ей осталось совсем немного и, чем раньше она уйдет, тем легче будет выбраться из ситуации ему.
Он отогнал от себя эти мысли и принялся за суп. Кусок в горло не лез. Во дворе послышался скулеж собаки. Сергей сжал ложку, пытаясь сохранить самообладание. Что же это было, в который раз вспомнил он об умерших животных. Капканы, поставленные им, оставались открытыми на своих местах. Черт побери, да ему должен был попасться хотя бы один зверек случайно! Потом еще и мать. Беда не приходит одна. Тогда он и подумать не мог, что болезнь матери и "болезнь" животных как-то связаны между собой.
Помыв посуду, он поднялся к себе и лег в кровать. Дело приближалось к ночи. За окном уже стемнело. Ночь переняла смену у тяжелого дня. С улицы дунуло прохладой. Сергей съежился и закрыл окно: ему вдруг показалось, что кто-то наблюдает за ним снаружи. Ощущение это было настолько "настоящим", что ему стало не по себе. Он выключил свет, подошел к окну и всмотрелся во мрак. Никого не было.
Конечно же, никого! А кого ты ожидал там увидеть?
А может того, кто напугал животных?
Сергей вновь включил свет и взялся за книгу. Текст, как и все последние дни, показался ему чересчур тяжелым. Да и ощущение таинственного присутствия не покидало его. Иногда доходило до того, что Сергею чудилось тяжелое дыхание за окном. Он отложил книгу и выключил свет.