Проклятие девы

Поп Антон

Выдохнув остаток надежды, несколько дней отчаянно державшийся внутри, Дмитрий Витальевич двумя руками погладил столешницу. Сколько решений было принято, сколько дел наворочено за этим широким коричневым столом! Здесь подписывались важнейшие документы, здесь пересчитывались и распределялись по разного размера коробочкам из-под жвачек пачки с деньгами. Здесь коммерсант расплачивался с бандитами, давал взятки чиновникам, оказывал благотворительную помощь различным интернатам и образовательным учреждениям; на этом столе проходили проверку на совместимость с боссом соискательницы в личные секретари; здесь он трахал проституток, распивал элитные коньяки с компаньонами, заливал водкой проигранные суды, пил зелёный чай с любимыми розовыми пряниками,

читал «Преступление и наказание» Достоевского, играл в карты с помощницей Ирой. Все это было в прошлом. Сейчас мужчина сидел один и периодически подписывал всякую всячину из бухгалтерии. На столе располагался только проводной телефон, впрочем, как и в те сытые лихие годы.

Когда аппарат с затертыми кнопками зазвонил, наш герой читал Псалтырь. Зачастую непонятные слова разворачивали зрачки вспять и заставляли прочесть их снова. Некоторые фразы требовали разъяснений. Тогда новоначальный христианин раскрывал книгу с толкованиями и ещё раз старался вникнуть в прочитанное.

Трелеподобный звонок отвлек богомольца. На другом конце провода заговорил женский голос:

– Здравствуйте. Я по поводу работы. Вас устроит специалист с дипломом экономиста?

– Да, конечно, приходите на собеседование.

Примерно через час перед Дмитрием сидела идеальная женщина. Слегка вытянутое с острыми чертами лицо словно отделялось некой вакуумной оболочкой от убогого интерьера волчьего логова. Нижняя губа немного наезжала на верхнюю, бантиковидную, – эти губы были созданы для продолжительных страстных поцелуев. Отбеленные самой природой зубы сияли глянцем и манили в свои острые объятия.

Два бескостных мышечных органа Дмитрия Витальевича пришли в движение (язык заелозил во рту, сморчок зашевелился в штанах) и заставили принять более неформальную позу – мужчина откинулся на затертую спинку из фальшкожи. Различные сочетания звуков русской речи порождали комбинации артикуляционных форм ротовой полости соискательницы, которые в свою очередь раскручивали маховик эротических фантазий директора – они кинолентой замелькали перед его глазами. Стенками кровеносных сосудов он чувствовал, как кровь с разных концов организма бросилась наполнять стегно и все больше и больше увеличивающийся половой член. Пенис, как росток из-под земли, прокладывал путь между тканью трусов и волосатым пахом, по экспоненте возбуждаясь от происходящего трения. Дальнейшему росту помешал туго затянутый ремень – жажда свободы импульсом доставила от головки к мозгу соответствующий сигнал. Бизнесмен уже совершенно не внимал тому, о чем говорила женщина. Он тихонько встал и направился к двери. По пути расстёгнутый ремень высвободил стволом выросший фаллос – головка вырвалась из душного плена брюк и глотнула прохладного офисного воздуха. Дмитрий достал из кармана ключ, аккуратно вставил его в скважину и осторожно побеспокоил замочный механизм. Глухой скрежет воскресил в мужчине голодного волка из девяностых – давно этот кабинет не запирался изнутри.

– Вам необходимо пройти собеседование с пристрастием. Без этого на работу не возьму. Всем остальным требованиям ваше резюме вполне удовлетворяет.

– А что значит с пристрастием? – женщина обернулась, почувствовав прикосновение к спине – сзади стоял расстегивающий рубашку Дмитрий Витальевич. Его обнаженный детородный орган касался своим упругим концом тоненькой блузки Ксении. – Вы что делаете? Не трогайте меня? Отстаньте! Я сейчас закричу! – Мужчина с силой зажал женщине рот и наклонился к ее побагровевшему уху.

***

–Молитвами святых отец наших Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас. – Дежурная молитва прозвучала за оббитой дерматином дверью. Голос инокини Снандулии какой-то нехарактерной надорванностью побеспокоил слух начальницы обители –значит, сестра принесла неприятную новость.

– А-минь, – нежно, будто лаская речью собственное нёбо, ответила игуменья, и дверь приоткрылась.

В образовавшемся проёме появилась маленькая

голова в апостольнике. Круглое личико (игуменье оно иногда казалось идеально круглым, она даже хотела измерить его рулеткой, чтобы в этом убедиться, но не решалась предложить такую глупость носительнице данного лица), плеяда веснушек под глазами (их было так много, что у игуменьи всегда возникало желание поинтересоваться состоянием здоровья сестры во Христе, настолько болезненный вид придавали ржавчинки молодой особе) и маленькие, узенькие, прямые, как знак равенства, губы многозначительно отразились в глазах игуменьи:

– Матушка, сегодня вечером владыка приезжает с неофициальным визитом, на два дня!

– И что? Вы не знаете как его встречать? – с недоумением спросила игуменья. – Так. Странно. А почему владыка меня не предупредил? Обычно хотя бы секретарь его звонил… Очень странно.

– Вот, матушка, то-то и оно. Я сама случайно узнала. Звонила в канцелярию епархии по поводу выдачи нашим выпускницам дипломов об окончании ВДШ. Вот мать Аграфена и поделилась со мной информацией, по-дружески, так сказать. Я выказала удивление: мол, мы и не в курсе. А она: «Владыка – хозяин, куда желает, туда и едет, и вовсе не обязан о своем визите предупреждать».

– Ну что! Он не обязан, а мы, тем не менее, обязаны встретить нашего архипастыря. Поэтому…

– Просто… завтра же день игры, – прервала игуменью Снандулия.

– Ага… Так, так… День игры… Ну и ладно! Разве митрополит как-то помешает? – удивлённо отметила игуменья. – Снуля, ты будто не знаешь, чем он будет тут заниматься? Засядет в сауну, наверняка пива любимого своего, немецкого, привезёт… Так, приготовьте красной икры побольше. Там на кухне, в морозилке, внизу, два килограмма лежит сахалинская, большими икринками такая, мне ее пару месяцев назад друзья привезли – вот ее разморозьте. Ну! Мне ли вас учить? Давайте, давайте, не раскисайте! Сестер успокой. Скажи, что все в силе. Кстати, отец Геласий уже в пути?

– Нет. Он позвонил, сказал, что будет поздно, ночью уже, – слегка прикусывая губу, ответила Снандулия.

– А с кем наш дорогой владыченька приедет?

– Как обычно, с отцом Феофилактом и Алешей-иподьяконом.

– Тааак… Ну Феофилакта я утречком как-нибудь корректно выпровожу… Скажу, что… В общем, что-нибудь придумаю. А Алеша… А что Алеша?

– Матушка, он же ходит, везде нос свой сует, постоянно что-то вынюхивает. Помню был случай, он зашёл на кухню, а там одна сестра другой плечи массажирует. Ну затекли они у нее – несколько часов пироги лепила. А он как из-под земли вырастает и говорит: «Ага, бабы! Свальный грех удумали сотворить. Смотрите, я архиерею доложу, чем вы тут занимаетесь». Знаете, ещё глаза так щурит и хихикает. Вот приделать ему рожки да хвост – бесёнок получится. Сестры только хотели что-то ответить, а его и след простыл. Точно бес.

– Ладно, ладно, мать, раздухарилась. Иподьякон он, архиерейский, с уважением надо. Митрополит его приютил, облагодетельствовал, как сына любит.

– Ага! И не только как сына!

– Мать, ты говори, да не заговаривайся! Нам ли судить? Мы все не без греха, – начала строжить инокиню настоятельница монастыря.

– Да матушка, простите. И ещё по поводу завтрашнего дня. Мать Ревекка приболела, не сможет быть.

– Что с ней приключилось, с бедненькой? – смягчившимся голосом спросила игуменья.

– У нее.., в общем – там болит.

– Где там? Мать Снандулия, говори прямо… Менструация что-ли?

– Нет, что-то серьезное. Ей бы в больницу лечь на обследование.

– Хорошо. Завтра же отправим в город. Как она, совсем худо или до завтра потерпит?

– Потерпит, матушка, потерпит, она у нас стойкая.

– Ну вот и ладненько, – опрокидываясь на рельефную спинку из натуральной кожи, подытожила настоятельница.

– Матушка, – снова начала инокиня, – нас получается пятеро будет. Так ведь нельзя, вроде?