Проклятие дома Ортанов
Шрифт:
Женщины наряжаются долго. Не так-то просто натянуть на себя несколько юбок и придать талии подобающий вид, затянув ее тугим корсетом. Застежки на спине – отдельная история. Маленькие крючки ужасно непослушны: вечно отрываются, выскальзывают из пальцев или, как большинство мужей, стараются воссоединиться с противоположностью, но только не своей. Одним словом, одеваться – настоящая морока, и какое счастье, что в основном женщины занимаются этим хлопотным делом по утрам, когда у них еще много сил, нерастраченных на готовку, уборку и прочие домашние хлопоты.
Танве повезло гораздо меньше, ведь ей предстояло справиться с задачей не только быстро, не только после болезненного путешествия по коридорам, но и с завязанными глазами. Красавица начала
Подбирать туфельки для своей подопечной Вернард не собирался, что не расстроило, а, наоборот, несказанно обрадовало белошвейку. Во-первых, ей не терпелось избавиться от опеки громилы и покинуть ненавистный дом, ради этого она была готова побродить по лужам босой, тем более что ее прежняя обувь совсем не защищала от холодной дождевой воды. Во-вторых, в этой кладовке, скорее всего, обуви не было. Блуждания же вслепую по дому означали новые удары о попадающиеся на пути предметы и болезненные падения. В-третьих, единственным, что мог подобрать палач по размеру и по ноге, были колодки. Танве не хотелось вдобавок ко всем ее злоключениям стереть себе ступни в кровь или расшибить лоб о мостовую из-за свободно болтавшихся на ногах башмаков.
Сборы были окончены. Обругав белошвейку за то, что с ней так долго пришлось провозиться, толстяк снова схватил ее под руку и потащил за собой. На этот раз путь оказался гораздо короче. Пройдя по еще одному коридору и спустившись по лестнице, девушка и ее поводырь вышли во двор. Стылый ветер и холодные капли дождя напомнили Танве о мире, в который она только что вернулась. События последних часов вдруг показались призрачными и нереальными, как будто произошли не с ней, а с какой-то другой девушкой, ей совсем незнакомой. Однако голоса и многочисленные звуки избавили ее от этого странного, продлившегося всего несколько мгновений наваждения. Белошвейка вдруг поняла, что возврата к прежней жизни уже не будет; что все, чем она жила до этого дня, кануло в Лету, ушло и никогда не вернется.
В силу прагматичного и весьма приземленного ремесла Вернарду были чужды лирические настроения и душевные переживания. Палач не осознал всей трогательности момента и вместо того, чтобы дать пленнице спокойно завершить торжественный ритуал прощания с прошлым, грубо впихнул ее в карету. Танва не сопротивлялась его рукам, была безмолвна и послушна, одним словом, вела себя, как идеальная жертва – мечта любого палача. Белошвейка даже не заплакала, когда верзила больно ударил ее по рукам, а случилось это, как только она попыталась стянуть с глаз повязку.
– Не лапай! Глазеть будешь, когда позволят! – просопел палач в оправдание своего грубого обращения и, ступая необычайно бесшумно для грузного человека, отошел на пару шагов от кареты.
Мир представляется совершенно иным, если у тебя завязаны глаза. В нем нет картинок, нет красок и образов, но зато, как ни странно, четче определяется суть происходящего вокруг. Слепец ориентируется по звукам, а они дают ему только главное, отметая все, что второстепенно. Это подобно тому, как, не читая книги, ознакомиться с ее кратким содержанием; узнать лишь основные линии и конкретные факты, опуская утомительные диалоги и скучные описания. «Он пошел туда, она сделала это. Злодей закрутил интригу, но любящие сердца нашли способ воссоединиться, а заодно и избавить королевство
Танва сидела в карете и слушала, внимательно слушала все, что происходило вокруг. Вот подъехал экипаж, затем еще один, потом послышался протяжный скрип закрываемых ворот и недовольное ворчание разбуженного среди ночи конюха. Девушка поняла, что на охоту за головою убийцы отправляются три кареты, следовательно, Тибар возьмет с собой не более дюжины человек. Зачем больше, если лиходей привык действовать в одиночку? Чем крупнее отряд, тем труднее им управлять. Характерные щелчки спусковых механизмов выдали ей, что охотники в эту ночь взяли с собой не только мечи, но и арбалеты. Стрелков было четверо, и, пока их товарищи запрягали лошадей, умельцы дальнего боя подготавливали свои инструменты убийства. Отсутствие звона доспехов говорило лишь о том, что слуги Ортанов по-прежнему пренебрегали броней, должно быть, не считая латы достойной защитой.
Хоть девушка и не видела своего надзирателя, но она точно знала, что он находится рядом и не сводит с нее глаз. Она чувствовала сопение Вернарда, она ощущала на себе его взгляд, который, как ни странно, был намного добрее, чем мимолетные взоры собиравшейся на задание челяди. Витавшие в ночном воздухе флюиды ненависти буквально заполняли двор, и именно она являлась причиной их возникновения.
«Но почему? Что я сделала этим людям?! Да и их господину ненавидеть меня вроде бы не за что?!» – мучил белошвейку вопрос, на который она пока не могла найти ответа. Танве оставалось лишь ждать и надеяться на свою звезду, которая, быть может, наконец-то сжалится над ней и даст возможность потихоньку улизнуть этой ночью.
Едва различимый скрип открывающейся двери мгновенно вызвал гробовое затишье, уже через миг сменившееся шумной возней. «Вот и Сиятельный Тибар пожаловал к своему воинству!» – догадалась девушка, и ее смелое предположение было подтверждено новыми звуками: скрипами дверец карет, лязгом открываемых ворот и конским ржанием. Экипаж, в котором сидела девушка, тронулся первым, и в него на ходу впрыгнули трое, судя по ударившему в нос запаху благовоний, одним из попутчиков был сам граф.
– Не трогай повязку! Я скажу, когда снять! – прозвучал усталый голос молодого вельможи.
– Слушаюсь, Ваше Сиятельство, – прошептала в ответ белошвейка, вжавшаяся в угол кареты.
Карету почти не трясло, хоть ехала она довольно быстро, а мостовая не всегда была идеально ровной. Ортаны умели подбирать себе людей, и кучер был, бесспорно, лучшим возницей в Висварде, несмотря на то, что однажды все-таки оплошал и чуть не опрокинул карету на крутом повороте.
Однако не дорожные неудобства, не опостылевшая повязка на глазах и даже не неприятная компания, от которой Танва пыталась хоть как-то отгородиться, забившись в угол, беспокоили девушку, вселяя страх и неуверенность. Пленницу смущало совсем другое! Ее везли в неизвестность, ведь ни граф, ни палач так и не поинтересовались во время допроса, где же она спрятала цилиндр со свитком. Не расспрашивали ее о том и сейчас; попутчики хранили молчание, а возница вел экипаж уверенно, как будто уже получил подробные указания и точно знал, куда ехать. К тому же уж больно нелепой получалась охота! Даже начинающий ловец дичи или просто стрелок знает, что приманку следует или отпускать, или класть на видное место, а самому – прятаться в кустах и сидеть тихо. Ни один рыбак не шумит на берегу и не бегает по воде, а когда насаживает живца, внимательно следит, чтобы живая плоть прикрывала сталь крючка. Охотники везли ее с собой, а не отпустили, чтобы следить за нею. Только полный болван осмелился бы напасть на дичь, разъезжавшую по городу в сопровождении целого отряда вооруженных до зубов головорезов.