Проклятие дома Ортанов
Шрифт:
– Спасибо, Тарвил, я не забуду… – поблагодарил спасителя Тибар и, как равному другу, подал ему руку.
– Рад служить, Ваш… – добродушно улыбаясь, ответил возница, но вдруг осекся и, вздрогнув всем телом, замер.
Граф не сразу понял, почему веки вытянувшегося в струнку слуги вдруг так широко открылись, а глаза чуть не выскочили из орбит, но уже в следующий миг причина стала очевидной. Еще до того, как изо рта кузнеца пошла кровь, его тело стало заваливаться вперед, а затем упало. В спине, точно между лопатками, торчала рукоять кинжала.
Не все «марионетки» погибли под копытами коней. Один из стражников, держа в руках меч, скакал по направлению к графу на одной ноге; а другой, лишившийся обеих нижних конечностей, полз в его сторону на руках. Однако не они были повинны
Стервятники слетаются на падаль, стая гиен загрызает раненого льва – это закон жизни, закон дикой природы, по которому, к сожалению, хочешь иль не хочешь, а приходится жить. Всего на несколько кратких мгновений граф почувствовал себя в безопасности, и вот ему опять пришлось посмотреть в зеркальный лик смерти, точнее, в два лика. Гаржи не принимали участия в сражении, они ждали его конца, чтобы без усилий и риска получить незаслуженные плоды чужой победы. Тибар не знал, кто превратил городскую стражу в безвольных «марионеток», но был абсолютно уверен, что без гаржей при этом не обошлось… Когда что-то не можешь сделать сам, то не стоит учиться, гораздо проще кого-нибудь подговорить и загрести жар чужими руками. А кто, как не гаржи, самые расчетливые и хладнокровные среди нежити, лучше всех умели вести торги и убеждать?
Видимо, решив, что настала пора приступить к исполнению финальной части кровавого спектакля, парочка убийц переглянулась и не спеша направилась в сторону застывшего у стены графа. Они хотели не просто добить вельможу. Перед тем как вонзить в его грудь кинжал, убийцы в зеркальных масках явно собирались поговорить с ним, поэтому и застрелили из арбалета стражника, все-таки доскакавшего до стены на одной ноге, а затем, мимоходом, по пути к цели, отрубили голову ползущему.
Тибар выпустил из руки меч. Он был не в том состоянии, чтобы бороться. С каждым из гаржей справиться трудно; один на один почти невозможно, когда же их двое, а ты один и едва держишься на ногах, не стоит и помышлять о сопротивлении. Вельможе лишь оставалось надеяться, что его смерть будет быстрой, а разговор недолгим. Гаржи не любили играть словами и ходить вокруг да около, они всегда излагали лишь суть: выдвигали требование и ждали его исполнения…
– Свиток… где он? – не обманув ожиданий графа, произнес лаконичный убийца, после того как запустил руку за пазуху Тибара, и, не найдя желаемого, приступил к обыску штанов и сапог.
– О чем ты? – довольно умело разыграл удивление молодой Ортан.
Надеясь на случай, а может, и на то, что кто-нибудь из его людей все еще остался жив, Тибар попытался потянуть время, но противники оказались смышленей, чем он ожидал. Пока один обыскивал его, другой осматривал поле сражения.
– У меня! – победоносно выкрикнул счастливчик и, чтобы привлечь внимание своего напарника, высоко поднял над головой испачканный запекшейся кровью цилиндр. – Выпал во время боя, – с уверенностью констатировал гаржа, но потом усомнился в своих словах и чуть тише добавил: – Возможно…
Тибар приготовился к смерти. Гаржи всегда убивают тех, кто им больше не нужен, и у этого правила не бывает исключений. Однако молодой вельможа не предполагал, что интересы убийц не ограничивались лишь цилиндром и свитком в нем.
– Принесешь Армантгул, – встав с колен и почти вплотную прижавшись зеркальной маской без глаз к лицу Тибара, проскрежетал обыскивавший графа убийца.
– У меня его нет, – честно признался Тибар, весьма удивленный, что гаржам известно о реликвии его рода.
– Знаю, его украли, но ты найдешь! – столь же кратко изрек хозяин положения и его жизни. – А иначе смерть!.. Всем Ортанам, всему городу! Нас здесь много, мы здесь все! На третью ночь, в парке… ровно в полночь!
Тибар открыл было рот, но вдруг ощутил головокружение и непреодолимую слабость. Боль от ран вдруг куда-то ушла, граф почувствовал, что теряет сознание, а его тело превращается в мягкую вату.
Свежий
Девушка по-иному представляла себе музыкантов: высокие, красивые, статные, с утонченными чертами лица, вьющимися, ниспадающими на лоб волосами и тонкими, белоснежными, никогда не ведавшими ни сохи, ни молотка пальцами. Таких творцов чудесных звуков и хорошего настроения она частенько видела в городе; некоторые из них в перерывах между игрой даже пытались оказывать ей знаки внимания. Но то, что сейчас сидело, раскачиваясь из стороны в сторону и болтая коротенькими ножками в воздухе, даже человеком назвать было нельзя, а тем более причислить это нелепое убожество к славному братству трубадуров и менестрелей. Маленький, низенький и плешивый толстячок вряд ли достал бы ей до пояса, если бы встал. Над грузным, закутанным в рваную тряпку вместо одежды телом возвышался непропорционально большой и блестящий шар головы, кое-где украшенный пучками черных волос. По бокам несуразного образования торчали заостренные, мохнатые ушки… чуть короче, чем у осла, но гораздо длиннее кроличьих. Толстые и покрытые порослью густых волос аж до самых кончиков пальцев ручки сжимали несчастную флейту так сильно, что казалось – вот-вот переломят ее пополам. Странное существо не играло, а просто, раздувая по-жабьи щеки, дуло во флейту, как в обычную дудку, но почему-то благородный инструмент не противился такому обращению. Флейта не жалобно пищала, как это обычно бывает, когда за нее берется неуч, а издавала прекрасные, мелодичные звуки.
Волосатый комочек жира не услышал и не почувствовал появления поблизости девушки. Его внимание было полностью поглощено идущим внизу боем. Время от времени он отрывал инструмент от слюнявого рта, картаво ругался на чужом языке, а затем продолжал измываться над флейтой с пущим рвением. Умом девушка, конечно же, не могла постичь, как красивая музыка могла воздействовать на стражников, превращая их в послушных марионеток, но совсем не обязательно знать, как варится пиво, чтобы его пить, или как устроена карета, чтобы в ней ездить. Танва догадалась, что низкорослый толстячок – мерзкий колдун, наложивший на стражей порядка сильное заклятие. Чудесные звуки, издаваемые изящным инструментом, почему-то не действовали на нее, но заставляли солдат подчиняться чужой воле и нападать на Тибара и его спутников. Мерзкое существо губило не только слуг графа, но и других людей. Белошвейка не сомневалась, что беда, постигшая живущее в доме семейство, – дело этих волосатых ручонок, а также была почему-то уверена, что стражники умрут в страшных муках, как только убийственная мелодия перестанет звучать. Вряд ли человек способен выжить, если кровь течет даже из глаз… Хоть девушка и не знала, кто сидит в нескольких шагах перед ней и зачем он устроил бойню, но решила, что он, а точнее, оно должно умереть.
Стараясь не шуметь и не привлекать внимания «флейтиста» резкими движениями, Танва стала подкрадываться к краю крыши. План праведного возмездия был прост: всего один толчок или удар ногой, и отвратно выглядевший колдун, беспомощно размахивая в воздухе уродливыми конечностями, полетел бы с крыши. Однако замыслу девушки не было суждено осуществиться, и дело заключалось не в том, что она двигалась недостаточно тихо, просто, как оказалось, загадочное существо обладало чутким слухом. Кончики мохнатых ушек быстро задергались, стоило лишь злоумышленнице сократить расстояние до пяти-шести шагов. Колдун не вскочил, не повернулся, а, не выпуская изо рта несмолкающую флейту, перекатился калачиком и встал почти вплотную перед Танвой.