Проклятие дома Ортанов
Шрифт:
Тело гаржи было густо утыкано гвоздями. Огромные стержни с квадратными шляпками крепили к стене каждую кость, каждый сустав, в одной лишь грудной клетке их было с десяток. Девушку поразило, что пребывавший в сознании, а не в болевом беспамятстве убийца не дергался, не кричал, а хранил молчание. Гаржа лишь иногда вертел головой, видимо, переводя взор под отражающей языки пламени маской с двоих мужчин, подготавливающих пыточные инструменты, на величественно восседавшего на простом стуле графа и обратно. Белошвейке вдруг показалось, что она единственная, кому в пыточном зале страшно. Безликому же убийце, похоже, просто было интересно, что же глупые ортаны собираются с ним делать; всем своим видом он показывал,
– Мы готовы, Ваше Сиятельство, – выложив из мешка на стол последний металлический предмет, о назначении которого Танве было страшно даже подумать, произнес один из мужчин, видимо, подручный Вернарда.
– Ну а ты, дружок, готов? – без злорадства, однако с игривой усмешкой обратился вельможа к жертве. – Может, сам все расскажешь? И время не потеряем, и тебе страдать не придется… а? Наверное, неприятно стеночку каменную да сырую спиной ощущать? – Почему-то вельможа не упомянул о торчащих из тела пленника гвоздях, а ведь, по мнению белошвейки, это было самое «неприятное» в положении безликого. – Нас ведь такая малость интересует, даже смешно сказать…. Зачем ты за девицей погнался, когда у тебя… – присутствие рядом дамы, пусть и неблагородного происхождения, все же смутило вельможу и заставило отказаться от прямых и четких формулировок, – …достоинства мужского все равно нет?! Шиш, пустота там полнейшая! Зачем тебе кровососка понадобилась?!
– Вы поплатитесь, вы все умрете, – отрешенно и совершенно спокойно прозвучал голос из-под маски. – Ваше убежище скоро найдут, до расплаты остались считаные часы. Пока не поздно, отдайте нам Армантгул, отдайте вампиршу и бегите из города!
– Не знаю, как вам, господа, – не отрывая глаз от прикованного к стене пленника, обратился вельможа к палачам, – а мне кажется, что наш «гость» упорствует…
– С чего прикажете начать, Ваше Сиятельство? – спросил старший мучитель, беря со стола огромные щипцы.
Сразу было видно, что мужчина только учится развязывать языки, а не является настоящим заплечных дел мастером. Окажись на его месте Вернард, он бы не задавал такие некорректные, непрофессиональные вопросы. Палач лишь спрашивает у хозяина, что следует узнать или как долго помучить жертву, до какого состояния ее довести. Мастера пыток интересует исключительно цель допроса, а не методика его проведения, которую уважающий себя вельможа и знать-то не должен…
– Сдери-ка для начала с него маску, уж больно ярко на ней языки пламени резвятся… слепят, – ответил Тибар и тут же обратился к Танве, приветливо улыбаясь и положив на ее руку свою теплую и сильную ладонь. – Зрелище сейчас будет не из приятных, но ты не пугайся! Пока ты со мной, тебе нечего бояться!
Белошвейке хотелось поверить словам, прозвучавшим из уст сильного мужчины так убедительно, однако, когда палач взялся за большие щипцы, раскалил их в огне и поднес к маске пленника, сердце девушки ушло вниз, поскольку она сидела, а не стояла, то не в пятки. Танва боялась увидеть, что произойдет, и закрыла глаза, но собственный слух доставил ей несколько неприятных мгновений. Раздался хруст и скрежет металла о другой металл, но криков не последовало, только надрывное пыхтение прилагавшего немалые усилия палача.
– Ему не больно, он не чувствует боли! – приласкал слух девушки приятный голос вельможи, вновь коснувшегося ее холодной, трясущейся руки своей теплой ладонью.
Танва поверила, ведь криков не было слышно, а никто не в состоянии так стоически переносить зверские муки. Девушка осторожно приподняла веки, затем сам собой открылся и ее рот, но от удивления, а не в преддверии сдавленного, приглушенного оханья.
Палач всем телом налег на щипцы, впившиеся в правый край маски. Он сдавливал их
На нее смотрел череп, человеческий череп, обтянутый лишь морщинистой, пожелтевшей, свисавшей уродливыми складками кожей; череп, пугающий хищным оскалом обломков зубов и чернотою пустых глазниц. Часто употребляемое в быту выражение «кожа да кости» приобрело совершенно иной смысл, надо сказать, очень малоприятный.
– И чего ты добился?! – повернувшийся в сторону графа череп задвигал нижней челюстью. – Был бы я человеком, мне стало бы смешно!..
– Стяните с него одежду! – приказал граф, не обратив внимания на реплику гаржи.
Прочная с виду куртка убийцы без лица и фактически без тела оказалась куда податливей, чем его маска. Быстро разрезанная на несколько частей парой больших кровельных ножниц, она упала на пол в виде бесформенных лоскутов, из которых уже не сшить ни перчаток, ни платья. Тело гаржи мало отличалось от его головы: голый скелет, прикрытый сверху слоями обвисшей, идущей складками кожи. Граф оказался прав – зрелище было и страшным, и мерзким. Однако в увиденном был и плюс, по крайней мере, с познавательной точки зрения. Теперь Танва поняла, почему гаржей так трудно убить и почему богомерзкие твари не чувствуют боли. Что разить мечом, если плоть отсутствует? Что терзать, если все мясо уже давно удалено с голой, пожелтевшей от времени кости?
– Как я однажды уже говорил тебе, – пока палачи занимались привычной работой и делать особо было нечего, решил потешить себя беседой вельможа, – гаржи особый вид нежити. Когда-то они были людьми, но в отличие от обращенных вампиров или от оборотней умирали очень мучительно и долго. Всех их объединяет одно – забвение. Про них забыли, их, обреченных на погибель, покинули, и смерть посетила их далеко не сразу… Одних заперли в темнице без еды, воды, тепла и света, других обмазали медом и привязали к дереву, под которым был муравейник… Милые букашки медленно обглодали несчастных до кости. Кто-то погиб от удушья, запертый в трюме тонущего корабля, а, судя по цвету кожи нашего «друга», его замуровали живьем. Умер он, по-видимому, за долгих десять-двенадцать часов неподвижного одиночества, а затем еще пару десятков лет медленно гнил… Плоть разлагается очень медленно, если нет доступа воздуха. И только потом, когда его дух вдоволь настрадался без должного погребального ритуала, Темный Князь, правитель Преисподней, простер над неприкаянной душой свою заботливую длань. Вот так вот на свет и появляются гаржи! Неправда ли, весьма познавательно и забавно!
Танва с интересом слушала графа, хоть, по правде сказать, и не понимала, зачем Тибар ей все это говорит? Неужто лишь для того, чтобы просветить оказавшуюся под боком во время приступа скуки простушку? Ответ пришел сам, цель просветительской речи стала ясна по реакции убийцы, слышавшего все от первого до последнего слова. Раньше пленник лишь с безразличием взирал, как палачи прикладывали к его безобразной коже раскаленные прутья и дробили молотками мелкие кости, пытаясь хоть как-то причинить ему боль, но стоило лишь прозвучать слову «замурован», как гаржа встрепенулся и завертел уродливой головой. Если у пленника имелись бы глазки, то они непременно с опаской забегали бы…