Проклятие дома Ортанов
Шрифт:
– Ну, что встрепенулся, дружок? – рассмеялся Тибар, заметивший изменение в поведении пленника. – Думал, Ортаны глупы? Думал, не найдем на тебя управы? А вот видишь, как все вышло…
– Не делай этого, иначе умрешь, все Ортаны погибнут! – осмелился грозить гаржа, уже лишившийся костлявых пальцев на руках.
– Эк, испугал, – хмыкнул в ответ граф. – Мой брат уже мертв, отец умирает, а сам я смерти не боюсь, лишь бы не превратиться после нее в одну из таких мерзких тварей, как ты. Впрочем, я не держу на гаржей зла, мне вас только жаль… И при жизни толком не жили, и после смерти ущербны до костей, – позлорадствовал вельможа, а
Слуги кивнули и, небрежно побросав инструмент, скрылись за дверью. Меньше чем через минуту они вернулись вновь, таща за изогнутые кверху ручки огромный и тяжелый чан. От него не валил пар, в нем ничего не булькало и не шкварчало, но при виде необычного для пыточной предмета гаржа заерзал, затрепыхался, насколько ему позволяли вбитые в тело гвозди. Если бы у нежити было лицо, то оно непременно бы исказилось от ужаса.
– Ты не сделаешь этого, ты не посмеешь! – прокричал пленник, перестав быть бесстрастным, безразличным и бесчувственным созданием.
– В этом чане только что приготовленная смесь, какую обычно кладут между камнями для особо прочной кладки. Ее используют при строительстве стен и таких вот подвалов. – Граф интонацией выделил слово «подвал» и многозначительно посмотрел на гаржу. – Ну что, желаешь вернуться в прежнюю бытность, так сказать, к истокам?!
– Да что тебе от меня надо, отпусти! – узник рвался, пытаясь высвободиться; гаржа был близок к истерике.
– Зачем ты погнался за Виколь?! Вы узнали, что она стащила Армантгул, тогда ответь, откуда?!! – быстро выкрикнул граф, но, не получив ответа от замолчавшего, державшегося из последних душевных сил пленника, махнул рукой, отдавая своим людям приказ начинать, и снова, как ни в чем не бывало, завел беседу со спутницей: – Видишь ли, Танва, гаржи очень не любят того, что напоминает им об их смерти. Убить гаржу можно обычным дробящим оружием, например палицей или дубиной, а вот сломить дух безликого, заставить его страдать и погрузить в море боли может лишь то, отчего они умерли. Наш «дружок» еще крепится и строит из себя героя, но стоит лишь первой порции вязкой массы попасть под его мерзкую, дряблую кожу, как он запоет соловьем, расскажет все, что знает…
– Армантгул у нее! Это она его у вас украла, да и братца твоего не мы, а она прирезала! – в подтверждение слов графа выпалил на одном дыхании пленник и замолк.
– Кто вам это сказал?! Откуда узнал?! Говори! Имя, имя мне назови!!! – закричал граф, пытаясь докричаться до замкнувшегося в себе скелета, устыдившегося, что в миг слабости предал собратьев.
Всему есть предел, даже предательству, вызванному обрушившимся на пленника, подобно лавине, страхом. Гаржа не хотел говорить и, наверное, уже корил себя за то, что уступил приступу малодушия и «распустил язык», конечно, в переносном смысле слова, поскольку языка у нежити как раз и не было. Видимо, из глубин все-таки сохранившейся в остатках его тела и духа памяти всплыли очень неприятные воспоминания о днях былых, но теперь они уже отхлынули, и дрогнувшая воля убийцы по-прежнему была крепка и незыблема.
– Ты кое-чего добился, Ортан, но больше я ничего не скажу! – произнес пленник, глядя пустыми глазницами на чан со смесью, уже установленный напротив него палачами. – Позаботься лучше о себе! Мы знаем, у кого Армантгул, найти его – вопрос времени, а ты… ты нам уже не нужен. Когда же мои братья узнают
– Ишь, разговорился, костлявый, и самое обидное, все не по делу! – рассмеялся Тибар, наверное, не раз слышавший угрозы лютой расправы и успевший к ним привыкнуть. – А вы чего встали, неумехи-дармоеды?! Будете бредни бурдюка с костями слушать?! А ну-ка, заполните его до краев!
Один палач достал из-за пояса кинжал и резким движением распорол гарже на груди кожу. После того как был сделан горизонтальный разрез, палач вставил в узкую полоску отверстия стальную пластину с загнутыми по бокам краями, что-то вроде совка для сбора мусора, но только гораздо больше. Тем временем его напарник зачерпнул ковшом смесь из чана и со звучным шлепком бросил вязкую массу на искусственный сток. Смесь медленно потекла по пластине, достигла пореза и стала просачиваться внутрь гаржи.
– Хватит пока! – голос графа остановил палача, уже готового зачерпнуть второй ковш смеси.
Едва прозвучали слова вельможи, как по комнате прокатился жуткий, истошный крик, какого Танва еще никогда в жизни не слышала. Обтянутый кожей скелет визжал и дергался так, что с потолка стала осыпаться кладка, а несколько гвоздей, вбитых в его тело по самую шляпку, со звоном упали на пол. Иным словом, чем «припадок», происходящее нельзя было назвать.
Испугавшись, белошвейка задрожала всем телом и вжалась в спинку деревянного стула, а вот Тибару и его слугам дикая пляска кричавшего, дрыгающегося и пытавшегося разрушить стену скелета казалась не опасней писка кружащего над головою комара и куда увлекательней базарных представлений.
– Примерно так ведет себя человек, когда ему в рот вливают горячий свинец, – с улыбкой на лице флегматично пояснил своей гостье Тибар. – Хотя, если бы мы заполнили гаржу хоть до краев свинцом, ему бы это не причинило боли. Забавные существа… когда они надежно связаны!
«О боже, я в руках у чудовища! – вдруг родилась в затуманенной воплями голове белошвейки мысль. – Тибар, вот кто самый опасный и жестокий зверь во всем Висварде! Что же будет со мной?! Что же мне делать?! Почему я, дура, не бежала, когда был шанс?!»
– Винкер, готовь второй ковш! – приказал граф, когда пляска скелета окончилась. – Похоже, одной порции мало…
Палачи кивнули и вновь взялись за свои инструменты: один за ковш, а другой за стальную пластину-сток, выпавшую из прорези во время приступа бешенства. Однако стоило им лишь приблизиться к обмякшей жертве, как ее череп поднялся, пустые глазницы уставились на Тибара, а из открывшегося рта прозвучало имя:
– Жонферьез Арионт, – с трудом выговорил гаржа и тут же добавил: – Будь ты проклят, Тибар, проклят так же, как я!
В следующий миг череп жертвы разлетелся на сотню мелких осколков под ударом зубчатой булавы. Отбросив в сторону ковш, палач гуманно прервал мучение уже бесполезного пленника и одновременно – заклятого врага, недостойного милости и сострадания.
– Жонферьез Арионт, – задумчиво повторил незнакомое Танве имя Тибар, – лучший миссионер Святой Инквизиции, неутомимый и неуловимый истребитель нежити, которого побаивается даже сам Великий Инквизитор. С какой стати ему якшаться с гаржами? – игнорируя присутствие девушки, размышлял вслух вельможа. – Вот теперь действительно есть о чем серьезно потолковать с Виколь… В какую игру дуреха ввязалась, да еще нас втянула?!