Проклятие Индигирки

Ковлер Игорь

Алиса была женщиной, готовой оказаться рядом хоть завтра. Она, наверно, любит его, а если и нет, то может, в этом он почти уверен, полюбить. И Алиса нравилась ему. Нравилась ее высокая крупная фигура, волновавшая сочетанием силы и подвижности. Они уже миновали тот период отношений, когда еще мешают натянутость и осторожность, но Тарасу казалось, что все случившееся между ними происходило в другой жизни, а теперь выросла непреодолимая стена. Он понял это, когда увидел Алису на улице. Заметил издалека и, почувствовав в ней сообщницу, торопливо свернул за угол. Именно тогда он окончательно и бесповоротно

осознал, что смерть Киры навсегда встала между ними, и не важно, что подумает, что теперь скажет Алиса. В тот же вечер он решил уехать из Городка и позвонил Клешнину.

– Ну и ладно, – сказал Перелыгин, – поезжай. Проснешься утром, а вокруг все не так.

За полночь Перелыгин вышел от Тараса, зябко поежился на крыльце, забрался в заиндевелый «Москвич». Чуть слышно задышал отрегулированный мотор, засветилась в темноте панель приборов, обоняние уловило знакомые запахи. Он ждал, пока прогреется двигатель, прикидывая, когда загонять машину в гараж до весны. Наконец в салоне потеплело, он потихоньку вырулил на дорогу и не спеша покатил по пустынным улицам.

Ему было жаль, что Тарас уезжает, но он думал, что хорошо, если живет в Заполярье человек по фамилии Клешнин, которому ничего не надо долго объяснять.

В замочную скважину была всунута записка. Перелыгин развернул сложенный вчетверо листок в клеточку: «Приезжай. А». Он хотел зайти домой позвонить Анечке – не поздновато ли? Но передумал, сунул записку в карман и сбежал вниз по лестнице.

Глава двадцать вторая

Пунктир времени

Создана Межклубная партийная группа, объединения коммунистов – членов неформальных клубов и организаций.

«Правда» печатает неподписанную статью-отповедь Александра Яковлева Нине Андреевой.

Создано совместное советско-финское предприятие с финской фирмой «Валио».

В Женеве подписаны документы по политическому урегулированию положения в Афганистане.

Создано совместное советско-американское предприятие СТЕРХ, которое будет снабжать предприятия по производству минеральных удобрений средствами управления технологическими процессами.

В Ялте прошел митинг против мафизации местных властей.

В Будапеште подписано соглашение между СССР и Венгрией о развитии взаимного обмена товарами народного потребления и дополнительный протокол об условиях взаимных безвизовых поездок граждан.

М. Горбачев принял в Кремле Патриарха Московского и всея Руси Пимена и членов Синода Русской Православной Церкви.

Градов прилетел по срочному вызову Пухова, но перед встречей заглянул к Пугачеву. Положил на подоконник объемистый сверток.

– Дары природы, – похлопал он по свертку рукой. – Не знаешь, с какой стати меня выдернули? Никто ничего не говорит… – Пожал плечами. – Не припомню

такого.

– Дурные вести быстрее ветра, – ухмыльнулся Пугачев, – стало быть, не беспокойся. С новым прииском что-то, наверное. Решили тебя, старого бобра, поближе к свету из норы тащить. Металла там пшик, но земли кидать не перекидать. И Нера – не ручеек какой-нибудь, на гоп-стоп не ухватишь. Но приспичило! Деньги нынче дают, если в ногу с прогрессом шагаешь. Такие времена. – Пугачев ехидно хмыкнул. – Не прииск, а картинка из рекламного журнала, залюбуешься, а ты с министром ручкаешься – вот и понадобился.

– Как знать, как знать… – задумчиво сказал Градов. – Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь. Пойду, – кивнул он, – судьбе навстречу, после поговорим.

Пухов, когда он вошел, приветливо встал, протянул крепкую ладонь.

– Не пора ли, Олег Олегович, тебе о славе задуматься, – начал он, – имя свое в святцы занести?

– Мне туда путь заказан, – покачал головой Градов. – Грешен, заповеди нарушаю. А старателя – если и не в святцы, то хотя бы на пьедестал. Памятник, к примеру, ему золотой отлить давно пора, вот только слава нам противопоказана. От нее у компетентных органов сильно в разных местах зудит. Воображение воспламеняется, а золотишко тишину любит.

– Пора, пора перебираться. – Пухов неожиданно заговорил об Унакане.

– Кому же принадлежит сия блестящая идея? – спросил Градов.

– На всякий случай не забывай, впереди тяжелые времена. – Пухов навалился грудью на стол. – Средства урезают, а затраты растут.

– Выходит, государству наплевать на сотню тонн золотишка? Где подешевле взять хочет, может, на Лондонской бирже?

– Не резвись, – строго заметил Пухов. – Реально посмотри. Сколько лет Унакан перед носом маячит, как морковка. Сто тонн или больше – неизвестно. Одни предположения. Над ним проклятие какое-то. Только начнут подбираться, обязательно что-нибудь помешает.

– Если прогноз близок к правде, – помолчав, откликнулся Градов, – хорошему руднику лет на тридцать работы, а то и поболе.

– В такие дали не заглядывай.

Градов понял, что Пухов темнит. Он мечтательно закинул голову и с азартом сказал:

– А я пожил бы еще лет сто. Хочется посмотреть, как все устоится. Меня, помню, учили, что бытие сознание определяет, а теперь, выходит, наоборот. Говорят, пора тебе, Градов, сознание перестраивать, отстало оно. Я не понимаю, как у всей страны может сознание отстать.

– Не веришь, значит? – Пухов поднял насмешливые глаза, подумав, что в Градове скрывается очень большой актер.

– Скорее, не понимаю. У старателей незыблемый принцип: как потопаешь – так и полопаешь. Люди такой подход одобряют – ко мне в артель со всей страны очередь, значит, правильное у меня сознание, можно сказать, народное, если народ ко мне тянется. – Градов помолчал, молчал и Пухов, угрюмо рассматривая какой-то список на столе под стеклом. – Чудно, – снова заговорил Градов. – Во все времена перемен жесткий порядок требовался, чтобы так: сказал – сделал, а мы бузу разводим. До какой дури надо дойти, чтобы начальство себе выбирать. – Градов тряхнул головой, проведя рукой по шикарной шевелюре, в серых глазах его мелькнуло злорадство. – Или тут не дурь?