Проклятие Ирода Великого
Шрифт:
Ирод знал историю, как знал он и то, что прежде, чем евреи потребовали себе царя, монархия была уже у шумеров и египтян, как появилась она позже у других народов. Эти народы судили свои цари, народы поклонялись им и почитали их за богов. Может, так и было задумано Предвечным? Может, Он и придумал царей для того, чтобы государства, управляемые ими, были упорядочены, подобно тому, как упорядочен космос [354] , и чтобы народы, населяющие землю, были послушны их воле ради собственного благоденствия, ради примирения противоположностей, достижения единства в многообразии?
354
Космос– в пер. с греч. «порядок», «украшение» (откуда косметика– «украшение»). Понятие, возникшее в греческой мифологии и затем перешедшее в учение Анаксимандра из Милета (VII–VI вв. до н. э.) и других философов. Космос в представлении древних олицетворял собой мировой порядок, мировое целое, которое, в отличие от хаоса(в
Ирод и сам был сторонником монархического устройства государства, никогда не задумывался над вопросом, чем такая форма правления лучше других форм, просто верил, что как старшинство в семье принадлежит мужу и отцу, так и в государстве власть должна принадлежать одному человеку – царю. Однако легкость, с какой республиканец Октавий превратился в императора Августа, смутила его: он понимал, что Августа могло и не быть, если бы не ловкость, с какой Валерий Мессала использовал его, Ирода, женщин, а затем и часть сенаторов, которые были подкуплены щедрыми денежными подарками. Было в этом что-то противоестественное, что-то искусственное, к чему ни Предвечный, в которого верил Ирод, ни боги, в которых верили Октавий и римляне, не были причастны. Это-то и побудило Ирода впервые задуматься над вопросом о природе власти, над тем, ради каких высших целей немногие подчиняют своей воле многих и убеждением или насилием добиваются их послушания.
Ответы на эти вопросы Ирод мог почерпнуть отчасти из книг Платона «Государство», или, как называл свой труд сам Платон, «О справедливости», поскольку понятия государствои справедливостьбыли для него синонимами. Но что такое справедливость? Цари, подобно богам, заслуживают поклонения и почестей, а лучших почестей удостаиваются те, кто богат. Стало быть, цари, желающие, чтобы их почитали, как богов, должны быть самыми богатыми из всех смертных. Разве не к этому стремился царь Фригии Мидас, за что Аполлон наделил его ослиными ушами? Уверовав во всесилие богатства, Мидас потребовал у Диониса, чтобы все, к чему они ни прикасался, превращалось в золото. Дионис выполнил его требование, и с тех пор даже пища и вода, к которым прикасался Мидас, стали превращаться в золото, так что царю угрожала смерть от голода и жажды. Стало быть, богатство не имеет ничего общего с тем, что уравнивает царей с богами? Это понял уже Соломон, сделавшись самым богатым из всех смертных и добившись положения, при котором он не отказывал себе ни в чем и не возбранял сердцу своему никакого веселья. А что в итоге? Оглядел Соломон все, что стало принадлежать одному ему, и пришел к выводу: «Все – суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем!» Стало быть, богатство вовсе не то, что подразумевал Платон под справедливостью или, что то же самое, государством, управляемом царями?
Ирод оказался мудрее своих предшественников: он не задумываясь истратил все свои богатства на помощь своему и соседним народам, когда на них навалился голод, и спустил все свое состояние на возведение дворцов, храмов и целых городов в Иудее и сопредельных с нею государствах. Стал ли после этого Ирод если не в глазах людей, то хотя бы в собственных глазах справедливым? Подумав, Ирод ответил: нет. Он просто сделал то, что обязан был сделать любой царь, желающий, чтобы его почитал зависимый от его воли народ. Тогда, может быть, справедливость суть праведность? Сказал ведь Предвечный, назначая евреям судей: «Судите справедливо» [355] , и евреи послушались слова Его, и во все время судей «каждый делал то, что ему казалось справедливым» [356] . Однако делать то, что кажется справедливым, и справедливость в том значении слова, которое вкладывал в него Предвечный, не одно и то же. Что же помешало евреям, почитающим себя за Богоизбранный народ, поступать по справедливости, зачем понадобилось требовать поставить над собой царя, как у других народов, и признавать уже не Божий, а царский суд над собой? Священное писание не дает ответа на этот вопрос, а вот Платон – дает: только государство в состоянии противостоять несправедливости, ибо если дать волю справедливому и несправедливому, оба они станут вести себя несправедливо, поскольку быть справедливым тяжело и обременительно, а несправедливым – легко и приятно. При этом за несправедливым – и в этом, как пишет Платон, состоит величайшая несправедливость – закрепляется слава величайшей справедливости, поскольку человек, ее олицетворяющий, пойдет на все, чтобы добиться этой славы, а человек, стремящийся к справедливости, лишается всего, в том числе славы быть признанным справедливым. Соблюдая поддельную справедливость, продолжает Платон, легко обмануть не только людей, но и богов, а потому нужно определить воздействие справедливости как таковой на душу человека, и независимо от того, как это оценят люди и боги, показать всем, что справедливость – единственное благо, а несправедливость – худшее из зол.
355
Втор. 1:16.
356
Суд. 17:6.
Ирод, вспомнив книгу Платона, порадовался цепкости своей памяти. «Ну а поскольку справедливость и несправедливость полней всего проявляются не в отдельном человеке, а в государстве, – сказал он себе, – и поскольку государство и человеческая душа устроены одинаково, царь, олицетворяющий собой государство, должен стремиться к тому, чтобы душа его стала кристально чистой и праведной». Именно это имел в виду Сократ, подумал Ирод, который
– Государство, построенное на таких основаниях, – произнес вслух Ирод, – подобно дню, в котором вечно светит солнце. Государство же несправедливое подобно пещере, в которую никогда не проникает солнечный свет.
Человек, обреченный жить в вечной темноте, неминуемо слепнет. Человек, живущий при ярком солнечном свете, способен постичь справедливость и добро, а через справедливость и добро – истину, которая ведома одному Предвечному. В какой мере способен открыть миру истину новоявленный Август?
Задавшись таким вопросом, Ирод спросил себя: а в какой мере способен сделать это он, царь Иудеи, чтобы каждый человек, хотя бы раз посетивший его страну и познакомившийся с нравами и обычаями, которым следуют евреи, задумался бы над тем, как ему устроить самого себя? Ответа на этот вопрос у Ирода не было, и он, чтобы отвлечься от своих мыслей, решил, прежде чем возвратиться в Иерусалим, посетить подаренную ему некогда Октавием Трахонитскую область.
Трахонитскую область с примыкающей к ней Авранитидой Ирод нашел в запустении. Здесь по-прежнему хозяйничал Зинодор, державший эти земли на откупе. Не довольствуясь доходами, которые официально давал ему сбор дани, Зинодор вел собственную политику, состоявшую в натравливании трахонцев как на сирийцев, так и на своих богатых южных соседей, имея с этих грабежей собственную долю. Попытки наместника Сирии навести здесь порядок ни к чему не привели: трахонцы, привыкшие жить разбоями, после очередного налета на соседей скрывались в своих бесчисленных пещерах, имевших очень узкие входы, и выходили на поверхность лишь для того, чтобы пасти свой скудный скот, которым они якобы кормились. Уличить их в беспрестанных грабежах было трудно.
Ирод был далек от мысли полагать, что Октавий, подаривший ему эти земли, снял с себя ответственность за наведение здесь порядка. Но так думал сирийский наместник, решивший, что отныне за порядком на беспокойных территориях надлежало следить Ироду, а не ему. От него же, как наместника Сирии, требовалось лишь укрепить границу с Трахоном и не допускать на подвластные ему земли неугомонных соседей.
Меры, принятые наместником Сирии, обернулись дорогой ценой против жителей Аврана: в какие-то два-три года они были обобраны до нитки и стали покидать обжитые земли. Тогда трахонцы стали грабить друг друга, не останавливаясь перед убийствами соплеменников. И странное дело: чем хуже становилась ситуация на подвластных Ироду землях, тем вольготней чувствовал себя Зинодор. Это был скользкий тип, внешне изображавший из себя иудея-святошу, а на деле самым бесстыжим образом наживавшийся на соседях: вначале он получал от трахонцев свою долю награбленного, которую тут же продавал по взвинченным ценам, а затем деньги, вырученные от спекуляции, ссужал тем же бедолагам под огромный процент.
На все попытки дважды ограбленных соседей пристыдить его за стремление нажиться на несчастье других, Зинодор молитвенно складывал руки, поднимал глаза к небу и читал стихи из Священного писания: «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост. Иноземцу отдавай в рост, чтобы Господь, Бог твой, благословил тебя во всем, что делается руками твоими, на земле, в которую ты идешь, чтоб овладеть ею» [357] . Ирод понял: для того, чтобы навести порядок в Трахоне, надо приструнить Зинодора. И он собственной властью отобрал у него право на откуп налогов и податей, а самому Зинодору приказал покинуть территорию его царства.
357
Вт. 23:19–20. Здесь необходимо сказать следующее. Евреи были плохими купцами: торговлей в древности занимались по преимуществу египтяне, финикийцы, позже сирийцы, греки и др. соседние с ними народы. Вместе с тем евреи рано поняли, что в цепочке товар – деньги – товар, составляющей основу товарно-денежных отношений, деньги точно так же могут выступать в роли товара, на котором можно неплохо заработать. Потому-то евреи стали первыми ростовщиками, а затем и банкирами, благо закон, запрещая им наживаться на своих единоверцах, прямо предписывал отдавать деньги в рост иноземцам.
Возмущению Зинодора не было предела. Он потребовал суда над собой и предоставления доказательств своей несостоятельности как откупщика. На все его претензии Ирод ответил коротко:
– Мне достаточно знать, что ты жаден без меры, и это веское доказательство твоей несостоятельности как откупщика. Убирайся с глаз моих долой.
Зинодор обратился с жалобой на самоуправство Ирода в Рим, но Август не удостоил его даже ответом. Тогда Зинодор прибег к хитрости: он продал Авранитиду, платившую ему налоги, за пятьдесят талантов арабам. Те, не зная о ссоре, произошедшей между ним и Иродом, поспешили оформить сделку и выплатили Зинодору искомую сумму. Ироду, направившемуся было в Иерусалим, пришлось вернуться обратно и расторгнуть эту сделку. Арабы усмотрели в этом насилие над собой и попытались взбунтоваться. Их поддержали некоторые из ветеранов Ирода. Следом за арабами и ветеранами взбунтовалась соседняя с Авранитидой Гадара; Зинодору удалось убедить их в том, что он сделает все от него зависящее, чтобы вывести их из-под власти Ирода и подчинит напрямую Цезарю.