Проклятие Пифоса
Шрифт:
— Где ты это достала?
— Она у меня уже много лет. Ее дал мне слуга Несущих Слово.
— Тех, кто предал нас на Исстване?! О чем ты вообще думала?!
— О том, насколько трагично, что те, кто первыми познал истину, сами же отвернулись от нее. Я не хочу, чтобы мы повторяли их ошибки.
Каншель замотал головой.
— Нет. Я не хочу иметь ничего общего с этим культом. Оставь меня одного. — Он бросил взгляд на сборище верующих, которые все еще истово молились. — Ты хоть понимаешь, как сильно вы рискуете, занимаясь этим вот так, в открытую?
— Истине не место в тенях.
— А если это
— Мы не мешаем работе и не говорим ни с кем, кто не захочет нас услышать.
Каншель отрывисто, хрипло усмехнулся.
— Тогда зачем ты лезешь с этим ко мне?
Этот пронзительный взгляд бездонных глаз, в котором проникнутое экстазом откровение смешалось со стальной решимостью.
— Потому что я вижу твою нужду, Иерун. Ты хочешь услышать.
Он отпрянул от нее, мотая головой.
— Никогда еще ты так не ошибалась. А теперь, прошу, оставь меня.
— Подумай о том, что я сказала.
— Ни за что, — уходя, через плечо бросил слуга.
Он направился в кормовую часть крейсера. Массивная переборка отгораживала поврежденные отсеки от остального корабля. Здесь Каншель получил новое назначение и, пройдя по хитросплетению покореженных, разбитых коридоров, присоединился к другим слугам и ремонтным сервиторам в медленной работе по восстановлению рациональности, порядка и механической аккуратности, четкости на «Веритас феррум». Его группа занималась расчисткой коридора от металлических обломков. Изначально проход был прямым, но теперь напоминал раздробленную кость. Пол пересекала рваная расщелина, и левая часть на добрых полметра возвышалась над правой. Свести обратно две половины коридора уже не представлялось возможным, но уродливый перепад высот можно было хоть как-то сгладить пандусами.
От напряжения мышцы сводило судорогами, трудно было дышать. Всего за пару минут Каншель заработал несколько новых порезов и ожогов. Но он радовался трудностям. Он приветствовал боль, потому что та каленым железом выжигала из его разума суеверную чушь Танауры и, что куда важнее, ее гнусные измышления о нем. Агнесса заблуждалась на его счет. Иерун не отрицал, что нуждается в силе откуда-то извне. Он знал свои пределы и понимал, что в эти темные дни опасно к ним подступил. Но еще знал, что силы ему придаст живой пример легионеров Железных Рук.
Он поклялся в непоколебимой верности Императору и его учению. Одно вытекало из другого. Ничего сложного. Все, что ему нужно было знать о силе, он видел своими глазами в закованных в керамит гигантах, которым верно служил. И ему не требовались для этого грязные книженции, подрывающие все, на чем строился Империум и во имя чего шел Великий крестовый поход.
И на несколько коротких мгновений он, укутанный липкой темнотой, лишь кое-где отодвинутой неверным свечением горелок, сумел забыть, во что вылился Великий крестовый поход, и что сейчас происходило с Империумом.
А затем внезапно обвалился пол. Его кажущаяся прочность
Но вдруг его пятка наткнулась на выступ в опалубке. Каншель уперся в него ногой, а затем нащупал справа свисающую трубу. Крепко ухватившись за нее, он осторожно выбрался обратно на палубу. Никаких сдвигов больше не произошло, металл не зашелся предательским визгом. Иерун повалился на четвереньки, жадно хватая ртом воздух, и, таращась в голодную темноту, торопливо отполз от дыры к свету мерцающего пламени и искрящихся кабелей. Счастливый случай пощадил его, и от этой мысли голова шла кругом. В ушах гремело эхо оседающих обломков, но не было слышно ни единого вскрика раненых.
Мертвая тишина оглушала.
Гололитические призраки трех его братьев казались очень хрупкими. Они то и дело рассыпались множеством мерцающих осколков, а их слова тонули в треске статики. Уже несколько раз Аттику приходилось просить трех капитанов повторить сказанное. А учитывая, сколько раз ему самому приходилось это делать для них, с его стороны связь была не лучше. Иллюзия стороннего присутствия в камере литотранслятора рассыпалась на глазах — оборванные предложения, размытые, неразличимые лица… Наоборот, Аттик воспринимал это как лишнее напоминание об отсутствии, о разделенности. Гололитические образы — неверные и непостоянные, как пламя свечи, — отражали нынешнее состояние его легиона. То, что осталось от его былого могущества.
Литотрансляционная система «Веритас феррум» была куда скромнее тех, что стояли на флагманах легионов. И более уединенной. Другие располагались прямо на мостике, но эта занимала отдельное помещение сразу за каютой Аттика. Главную платформу гололита в центре зала окружали панели звукоотражателей высотой в три метра, а станции операторов литотранслятора располагались у стен зала. Такая изоляция во время сеансов связи служила не столько секретности, сколько эффективности. Панели не пропускали звук наружу, тем самым позволяя капитану всецело сосредоточиться на далеких собеседниках.
Системы литотранслятора для работы требовали больших затрат энергии. Поэтому конференции проводились только в тех случаях, когда на то были действительно веские причины. В прошлом их инициатором всегда выступал сам Феррус Манус.
«В прошлом». Аттик задавил эту мысль, ибо за ней скрывалась еще одна, поганая, с которой он отказывался мириться. «Больше никогда».
— Что показывают данные сканирования? — спросил Халиб.
— Ничего необычного. Уровень помех не превышает ожидаемого, учитывая близость к Мальстрему. После входа в систему Пандоракс они усилились, однако сам источник отследить мы не в состоянии.